Шрифт:
Я пролистывал статью за статьёй, но везде находил лишь обрывки и домыслы. Складывалось впечатление, что либо реальные летописи были уничтожены в тёмные века, когда Бездушные едва не поглотили мир, либо кто-то намеренно подчистил историю.
Изучая очередную статью, я внезапно замер. «Фрагменты так называемого „Железного кодекса“, приписываемого Рюрику». Сердце забилось чаще — я узнал формулировки, которые диктовал своим писцам тысячу лет назад:
«Воин, бросивший щит перед лицом Алчущих, да будет изгнан без права возвращения. Ибо его трусость обрекает на смерть тех, кто стоял за его спиной».
«Командир, пожертвовавший мирными ради спасения войска, да будет предан суду равных ему по званию. Ибо меч дан нам не для выбора, кого защищать».
«Знание о повадках Бездушных да не будет сокрыто. Каждый воин обязан передать своё умение трём другим, дабы смерть одного не унесла спасение многих».
Современные историки считали эти законы «чрезмерно жестокими для эпохи раннего средневековья» и «явным свидетельством более позднего происхождения». Они не понимали, что в мире, где каждый павший воин через час вставал в рядах врага, трусость была смертным приговором для всех. А пункт о передаче знаний… Я усмехнулся. Именно благодаря этому закону тактика борьбы с Алчущими распространилась по всей империи за считанные годы.
Горло сжалось, когда я вспомнил, как Трувор убеждал меня записать все военные уставы. «Брат, твои приказы забудутся через поколение, если не высечь их в камне», — говорил он, раскладывая на столе свитки с набросками. Именно он предложил назвать свод «Железным» — несгибаемым, как воля защитников империи. Половину формулировок мы оттачивали вместе долгими зимними вечерами, споря о каждом слове.
— Интересное чтение? — негромко уточнила Полина. — А правда, что ты вчера ходил на свидание с этой… Засекиной?
Я оторвался от экрана и, обернувшись, внимательно посмотрел на графиню.
— И давно у тебя завелись собственные шпионы, Полина?
Девушка смутилась, но упрямо вздёрнула подбородок.
— Это не шпионы. Просто… люди говорят.
Я перевёл взгляд на своих спецназовцев. Михаил невозмутимо смотрел в окно, а вот из грузового отсека донёсся подозрительный кашель. Ярослав, значит.
— Ярослав, — позвал я, не оборачиваясь, — в следующий раз, когда решишь поделиться информацией о моих передвижениях, убедись, что я дал на это разрешение.
— Виноват, Ваше… эм… Сиятельство, — пробормотал боец, и я услышал, как Евсей тихо фыркнул.
— Можно просто «воевода», — отозвался я.
Потому что воевода — это административная и военная должность, а маркграф — титул. Став маркграфом, я не утратил должность воеводы. А произносить её вслух не в пример короче.
Вернувшись к Полине, я пожал плечами:
— Да, был на свидании. И чудесно провёл время, спасибо, что спросила.
Гидромантка покраснела ещё сильнее и отвернулась к окну. Остаток пути прошёл в напряжённом молчании, нарушаемом только шумом мотора.
Когда показались стены Угрюма, я убрал магофон и сосредоточился на предстоящих делах. У ворот нас уже ждали — весть о нашем приближении опередила сам отряд.
Едва я вышел из машины, ко мне подошли Игнатий Платонов, Борис, Захар и Василиса.
— Прохор! — отец обнял меня, не скрывая облегчения. — Слава богу, ты вернулся. Как прошла встреча с князем?
— Продуктивно, сам же видел, — с улыбкой ответил я, намекая на информацию в Эфирнете. — Как у нас дела?
Игнатий перешёл на деловой тон:
— С тех пор, как в лесах стало безопасно, мы отправляем группы охотников собирать Реликты. За неделю подобрали много диковинок, особенно Чернотрав. И ещё — вчера прибыла новая партия переселенцев из Сергиева Посада. Савельев прислал двадцать семь человек — в основном ремесленники с семьями. Прорыв Бездушных в город многих серьёзно напугал. Решили попытать счастья в иных местах.
— А молодые Бутурлины? — спросил я, вспомнив об осиротевших детях.
— Прибыли два дня назад, — отец слегка нахмурился. — Поначалу было тяжело, особенно Елизавете — девушка всё ещё переживает потерю родителей. Но Василиса Дмитриевна взяла её под своё крыло, показала поселение, познакомила с другими женщинами. А Илья сразу попросился в дружину.
Борис подхватил:
— После окончания Гона мы сосредоточились на восстановлении, Прохор Игнатьевич, — командир дружины держался чрезмерно официозно после моего недавнего роста в титулах. — Стены починили, где Жнецы пробили бреши. Последние раненые выписались из лазарета три дня назад — Светов и Альбинони сработали на славу. Что до молодого Бутурлина — парень толковый, немного горячий, но это пройдёт. Поселил их пока в вашем доме — так спокойнее и охрана рядом.
Проблема с нехваткой жилого пространства снова догнала нас. Нужно расширяться, иначе не получится уместить серьёзно возросшее население…