Марфа Кузьминична заметно расслабилась:

— Спасибо за понимание, маркграф. Не все правители так бы отнеслись.

— У каждого своя дорога, — философски заметил я. — Главное, что мы теперь связаны общими обязательствами. А где именно вы будете жить — дело десятое.

Ерофей закивал с явным облегчением:

— Мы уж постараемся, воевода. И рекрутов пришлём лучших, и с податями не подведём.

Такой вариант меня также устраивал. Я вовсе не планировал превращать Пограничье в безлюдную пустошь, забирая всех жителей в Угрюм. Теперь, когда условия создания острога выполнены, это не было так необходимо. Деревни под протекторатом Угрюма становились и сырьевыми базами и опорными пунктами, которые помогут нам в будущем контролировать территорию.

Я поднялся, давая понять, что встреча подходит к концу:

— Договорились. Фома, Мирон, Семён — с вами обсудим детали переезда и размещения. Нужно выбрать участки под дома, спланировать новые улицы. Мы замыслили расширить острог, достроив новые бастионы. Они и станут вашими кварталами. Ерофей, Марфа Кузьминична — вашим людям помогу с возвращением, выделю подводы и охрану для дороги.

Старосты поднялись, благодарно кланяясь. Когда они вышли, я остался в зале, размышляя о человеческой природе. Три деревни выбрали безопасность за крепкими стенами, две — свободу на своей земле. И те, и другие по-своему правы.

Время покажет, кто сделал верный выбор. Но я не сомневался — когда Угрюм разовьётся ещё сильнее, станет настоящим центром региона с мощёными улицами, каменными домами и процветающей торговлей, жители Копнино и Шувалихи сами придут проситься под защиту наших стен. Просто им потребуется больше времени, чтобы преодолеть вековую крестьянскую недоверчивость и привязанность к насиженным местам.

А пока — пусть живут, как хотят. Главное, что связи установлены, обязательства взяты, и постепенно вся округа объединяется под моей рукой. Медленно, но верно Угрюмская марка обрастает землями и людьми, превращаясь из захолустной деревни в серьёзную политическую силу.

Солнце едва поднялось над горизонтом, когда весь острог начал собираться на главной площади. Столы были накрыты ещё с вечера, музыканты настраивали инструменты, а воздух наполнялся ароматами праздничной выпечки. После всех ужасов Гона людям действительно требовался повод для радости.

Антип стоял у крыльца нового дома, построенного его собственными руками, в лучшей своей рубахе, нервно поправляя ворот. Рядом Силантий опирался на резную трость, но в глазах его светилась отцовская гордость. Старший охотник выглядел торжественно, несмотря на всё ещё заметную хромоту.

— Не дёргайся так, — проворчал он, хлопнув сына по плечу. — Всё будет хорошо.

Из дома Агафьи вышла Настасья в белом платье, расшитом узорами. Марфа, её попечительница из Анфимовки, шла рядом, поддерживая девушку под руку. За ними следовала целая процессия женщин с песнями.

Процессия двинулась к часовне. Небольшое здание не могло вместить и десятой части желающих, поэтому внутрь пропустили только самых близких — родителей и близких жениха и невесты, а также несколько свидетелей. Остальные толпились снаружи, стараясь заглянуть в открытые двери.

Отец Макарий в праздничном облачении едва помещался в тесном пространстве — его могучая фигура занимала добрую четверть часовни.

— Придётся потерпеть тесноту, — негромко сказал он, поправляя епитрахиль. — Зато по канонам всё будет.

Когда молодые вошли в часовню, отец Макарий повысил голос, чтобы его слышали и те, кто остался снаружи:

— Дети мои! Собрались мы здесь свидетельствовать радостное событие. После всех испытаний, что выпали на нашу долю, вдвойне приятно видеть, как создаётся новая семья.

Помня их желание получить моё благословение, я выступил вперёд:

— Антип, Настасья, — произнёс я, глядя на смущённые лица молодых. — Вы оба доказали свою зрелость. Антип — построил дом своими руками, как и обещал. Настасья — терпеливо ждала, соблюдая все приличия. Благословляю ваш союз и желаю долгих лет совместной жизни.

Толпа снаружи одобрительно загудела. Кто-то крикнул «Горько!», но был тут же одёрнут — до венчания рано.

Отец Макарий начал обряд. Его мощный голос разносился далеко за пределы часовни, читая молитвы. Молодые обменялись кольцами — простыми серебряными, но для них драгоценными. Когда священник объявил их мужем и женой, площадь взорвалась криками радости.

— Горько! — теперь уже дружно закричали все.

Молодые вышли из часовни под ликующие крики. На площади Антип неловко поцеловал Настасью, и народ захлопал. Музыканты заиграли весёлую мелодию, столы ломились от угощений — Захар постарался на славу. Люди ели, пили, танцевали с таким энтузиазмом, словно пытались наверстать все праздники, пропущенные из-за подготовки к Гону и самого нашествия.

Полина кружилась в танце с Тимуром, Василиса беседовала с подругой Марией Сомовой о чём-то своём девичьем, даже обычно угрюмый метаморф Матвей Крестовский улыбался, глядя на пляски.