Сегодня он был на машине. Сев за руль, он маниакально улыбнулся и завёл двигатель.

— Ты меня пугаешь, — осторожно сказал я.

Глаза Михаила сияли так же, как у Мирта, который мне рассказывал о своём праведном гневе за уничтожение старого мира Городом.

Мне показалось, что сейчас он приведёт меня на аналог алтаря алашанитов, чтобы принести Городу в жертву. Но он сдержал своё слово и остановился рядом с небольшим шестиэтажным новостроем.

— Мы что, идём к тебе в гости? — удивился я.

— О, догадался, — ответил Миша, и я был уверен, что он шутит. Но нет.

На пороге нас встретила милая симпатичная женщина. Высокая, светловолосая, с милой россыпью веснушек. На вид — лет тридцать.

Внутри элитное жильё напоминало сказочные поместья — лакированный паркетный пол из красного дерева. Большие пространства — огромный холл с настоящим деревом в центре и миниатюрным садом под светом специальной подсветки ля растений. Она была стилизована под цветы, и я почти уверен что становится настоящими цветами на высоком эхо.

Не смотря на то что дом был не очень высоким, квартира Михаила занимала два этажа, так что внутренний сад был высотой в два этажа.

Где-то вдалеке слышался детский крик смех и топот детских ног.

Я с удивлением смотрел на своего начальника.

— Ты… показываешь мне свой дом? — удивился я. — А потом сотрёшь мне память, или как?

— В этом нет необходимости. Это место защищено намного сильней, чем тебе кажется. Без приглашения ты его всё равно не найдёшь.

— Хм, тогда ладно, — меня это объяснение действительно успокоило.

— Я поставлю чай. Может, хотите перекусить? — спросила она.

— Не нужно, Алина. Мы сами всё найдём, если что.

— Тогда я к Андрюше. А вы отдыхайте, — солнечно улыбнулась девушка и пошла навстречу к вышедшему поздороваться малышу. Вернее, не совсем — здороваться он ни с кем не собирался. Ребёнок похоже во что-то играл и окружающего мира для нег ов этот момент не существовало.

Ему было около двух лет, но в душе видимо жил дух великого воина, потому как он выстрелил из садовой брызгалки в спину изрядно подмоченному коту. Зверь же, пльзуясь возможностью. сразу же упал и принялся вылизываться.

Мы прошли в широкую кухню. Наверное, как вся моя стартовая квартира. Всё в той же стилистике — кирпичные стены, паркет из красного дерева, барная стойка, высокий серебристый холодильник, кофейный автомат, как у Мирта. Высокие потолки поддерживали ощущение, будто мы в загородной усадьбе.

Вид из окна тоже внушал уважение. Дом стоял рядом с тремя такими же, образуя коробку, внутри которой был источник с бассейном. А находился он чуть северней центра, около холма, неподалёку от железной дороги. И вдалеке можно было увидеть светящееся поле на окраине.

При слове «дорогое жильё» в прошлом мире мне представлялись всякие пафосные виллы, вроде тех где рассказывают про имущество каких-нибудь политиков. Но здесь был реально райский уголок будто не из этого мира. Город очевидно подстраивал понятие идеальной жизни индивидуально под каждого.

А как выглядит моя идеальная жизнь?

— Сколько у тебя инкарнации, Миш?

— Шесть, — не стал скрывать он.

Вместо чая мне достался кофе с ароматом корицы. Затем из холодильника на стол перекочевали тарелки с домашним тортом, нарезка сыра с плесенью и бутерброды из него, крекеров, помидора и свежего базилика.

— Вот, всего по чуть-чуть. Угощайся, — предложил он.

Что я и сделал. Желание прокачать инкарнацию росло. Всегда считал себя аскетом, который ни в чём таком не нуждается. Но возможно, в прошлой жизни я просто неправильно понимал роскошь.

— Что ты хотел мне показать? — спросил я. — Поесть могли заказать в офис.

— Не спеши, Полярис. Как я уже сказал, я вижу, что движет людьми. Не всегда, конечно. С Ральфом вышла осечка, — мрачно усмехнулся Михаил. — Но обычно получается. Теперь я могу об этом всём говорить открыто, хуже тебе это уже не сделает.

— А в офисе было нельзя?

— Не спеши, — повторил Миша.

— Последний вопрос. Мирту ты это всё тоже рассказывал и показывал?

— Не всё, — уклончиво сказал он.

— Почему тогда ко мне столько доверия?

— Мирту было позволено жить с верой в реальность Города. Он сам сделал выбор в пользу лицемерной морали. Вот она — действительно последний проводник зла в этот мир.