Так мы и двинулись — призраки на профсоюзном собрании: вроде все здесь, а никто ни с кем не разговаривает. Шагая впереди, я поддерживал эту дрянь, этот «серый шум», и был натуральной вышкой сотовой связи, которая не раздает интернет, а глушит все вокруг. Каждые полчаса внутренний холод сжимался в тугой узел, заставляя снова «подкармливать» Искру очередным куском своей жизненной силы. Та жрала молча, без прежнего энтузиазма, но с деловитостью хорошего бухгалтера, списывающего со счета очередной платеж.

Шедшая, как сомнамбула, девчонка сжимала зубы так, что на скулах ходили желваки. Она вздрагивала каждый раз, когда поле вокруг нас «мерцало», высасывая из меня очередной кусок энергии. Для нее это было все равно что идти по дну мутного, грязного пруда — ни звука, ни света, ни жизни. Только вязкая, гнетущая пустота. Пару раз ее взгляд останавливался на мне — не испуганный, нет. Исследующий. Она пыталась понять, во что я превратился. И, судя по тому, как она тут же отводила глаза, результаты исследования ей не нравились.

Зато кордоны мы проходили, как нож сквозь масло. Несколько раз натыкались на патрули Орловых — хмурые рожи, алебарды наперевес. Их взгляд скользил прямо сквозь нас, мимо, не находя, за что зацепиться. Для них мы были просто частью леса, пустым местом. Один раз мы прошли в десяти метрах от мага-дозорного, сидевшего на пеньке и ковырявшего в зубах. Он даже ухом не повел.

«Фиксирую стандартные охранные плетения типа „Сигнал-1М“, — с могильной бесстрастностью сообщила Искра. — Примитивная конструкция, реагирующая на всплески ауры. Наше поле искажения не вызывает у них тревоги. Оно их… щекочет. Они не понимают, что происходит. Как если бы ты пытался поймать комара, а он бы вдруг начал весить три тонны. Логический парадокс».

«Спасибо за лекцию, профессор, — мысленно буркнул я. — Продолжай в том же духе, и я тебя на гвоздь повешу».

К вечеру мы вышли к цели. Орлиное Гнездо. Название пафосное, а на деле — здоровенная каменная коробка, построенная по принципу «чем толще стены, тем спокойнее спится». Никакой архитектурной изюминки, голый, брутальный функционал. Крепость, одним словом.

Трижды ухнув совой, отчего Арина посмотрела на меня как на полного идиота, мы подали условный сигнал. Через десять минут из ближайшего перелеска вынырнул мужичок в ливрее какого-то мелкого рода — герб с двумя перекрещенными морковками я видел впервые. Человек нашего клиента, барона Мякиничева — вечно нейтрального и вечно бедного аристократа, который за пару золотых был готов продать не только свою лояльность, но и фамильные портреты (Ратмир успел договориться).

— Барин велел передать, что все готово, — прошептал мужик, не глядя на нас и нервно теребя рукав. — Ваша одежда в мешке. Переодевайтесь и держитесь позади. Рты на замок.

Через пять минут, облачившись в серые, безликие камзолы, мы уже стали частью его скромной свиты. Ратмир, со своей рожей лесоруба, идеально вписался в роль начальника охраны. Мы с Ариной — типа бедные родственники, которых взяли с собой за компанию. Пристроившись в хвост их небольшой колонны, мы двинулись к главным воротам.

На входе царил полный бедлам. Десятки гербов, сотни людей — лорды, их свита, купцы, слуги — все смешалось в одну гудящую, цветастую массу. Стража Орловых, с их фирменными наглыми рожами, проверяла каждого, но больше для вида. Нашу процессию они пропустили, едва глянув на герб Мякиничева. Махнули рукой — типа, проезжай, мелочь пузатая.

Пройдя гулкий, забитый людьми двор, мы шагнули в тронный зал и тут же оглохли от тишины. Под высоченными сводами, с которых свисали тяжелые железные люстры, раскинулось огромное помещение. Вдоль стен висели знамена всех северных родов, а за длинными столами по центру сидели не просто гости — здесь собралась вся элита Севера, вся его знать и сила.

Мой взгляд тут же начал сканировать зал. Вот Кривозубовы, с их гербом в виде клыкастого вепря, сидят, набычившись, и сверлят взглядом Орловых. Вот представители рода Лисьих, дальние родичи Шуйских, — делают вид, что им все до лампочки, но уши торчком. Купцы, главы гильдий, даже пара священников из местной церкви. Все здесь.

В воздухе, который можно было резать ножом и намазывать на хлеб, висело напряжение. Никто не смеялся, говорили вполголоса. Никакого пира. Суд. Публичная порка, на которую созвали всех, чтобы показать, кто в доме хозяин. И на роль поротого, как я понимал, был назначен я.

Мы забились в самый темный угол, притворяясь мебелью. Ратмир застыл, как каменный, не выражая ничего, но на его лице ходили желваки. Арина, бледная, но собранная, с холодным презрением разглядывала это сборище лицемеров. Она знала их всех. И, похоже, ненавидела каждого второго.

Все ждали. Напряжение нарастало, как гул перед грозой. Вот-вот должно было начаться представление. Я был не зрителем, а актером, который ждет своего выхода на сцену, чтобы сыграть свою последнюю, главную роль.