Он реален. Этот холод. И он требует своей платы.

Словно услышав мои мысли, меч в руке снова завибрировал. Не яростно, как раньше, а требовательно, настойчиво. Как голодный младенец, требующий соску.

«Зафиксировано критическое падение твоих жизненных показателей, — с той же медицинской бесстрастностью сообщила Искра. — Внутренний энергетический баланс нарушен. Требуется срочная компенсация».

Я не успел спросить, что она имеет в виду. Я почувствовал это сам. Будто из меня выдернули какую-то важную деталь, и весь механизм начал идти вразнос. Холод в груди стал нестерпимым, а по венам, казалось, потекла ледяная крошка.

Пошатнувшись, я инстинктивно выбросил руку, упираясь в стену, чтобы не упасть. И в этот момент, когда мои пальцы коснулись холодного камня, произошло то, чего я никак не ожидал.

Один из телохранителей — тот, которого я вырубил первым, — зашевелился на полу в паре метров от меня, пытаясь приподняться на локте. Стоило моей руке коснуться стены, как Искра в моей руке дернулась, а внутренний холод нашел свою цель.

Я не хотел этого. Не отдавал приказа. Это произошло само.

Из моей ладони, прижатой к стене, к раненому верзиле метнулась едва заметная, похожая на разряд статического электричества, темная нить. Она коснулась его, и тот замер. Его глаза, до этого мутные от боли, широко распахнулись в последнем, немом изумлении. Он не закричал. Он просто… погас. Как лампочка, из которой выкачали весь воздух. Тело его обмякло, и он безвольно рухнул на пол, а по темной нити обратно ко мне, в мою руку, хлынул едва заметный, серый ручеек энергии.

Холод в груди отступил. Не исчез, нет. Но ледяные тиски, сжимавшие сердце, ослабли. Я ощутил прилив сил — не тепла, не жизни, а просто… энергии. Будто в разряженный аккумулятор влили немного заряда.

Я застыл, глядя на свою руку, потом на безжизненное тело на полу, и ледяной пот прошиб меня насквозь.

Все это видели. Ратмир. Арина. Степан. Игнат.

Они видели, как я, не пошевелив и пальцем, просто высосал жизнь из раненого человека.

Глава 12

Рука, сжимавшая меч, казалась чужой. Ни крови, ни грязи, но ощущение такое, словно по локоть измазался в чем-то липком и несмываемом. Подняв взгляд, я наткнулся на четыре пары глаз. В них не было ни капли благодарности за спасение. Только первобытный, инстинктивный ужас, с которым деревенский мужик смотрит на волка, который вдруг заговорил с ним человеческим голосом. Для них я только что перестал быть «Безумным Бароном», неудобным, но понятным союзником. Я стал… неправильным. Чужим.

В этот самый момент поместье, решив, что с него хватит, начало активно складываться, как карточный домик после пинка пьяного гостя. С потолка посыпались уже не крошка, а вполне увесистые булыжники, один из которых с грохотом разнес в щепки остатки хозяйского стола. Стены ходили ходуном, издавая утробный, скрежещущий стон, будто сам дом умирал в агонии.

— Подъем, воины! — мой хриплый, плоский голос резанул по ушам в наступившем хаосе. — Экскурсия по развалинам окончена, пора на выход. Если, конечно, у вас нет желания остаться здесь в качестве нового фундамента.

Шок — хорошая штука, но только до определенного момента. Мои временные соратники, до этого напоминавшие соляные столпы, дернулись, будто их окатили ледяной водой. Первым пришел в себя Ратмир. С усилием, от которого заходили желваки под кожей на его пепельно-сером лице, он поднялся на ноги. Его люди, Степан и Игнат, тут же подхватили командира под руки, не давая ему снова мешком осесть на пол. Их быстрые, косые взгляды были полны опаски.

— Ты… — начал было Ратмир, но я его оборвал.

— Потом, воевода. Все вопросы и взаимные упреки — потом. Если это «потом» у нас будет. Сейчас — двигаем. Живо!

Развернувшись, я пошел первым, прижимая к груди тяжелый, обитый кожей гроссбух — наш единственный приз в этой паршивой лотерее. Я не оглядывался, зная, что они пойдут за мной. Не из доверия. Из чистого инстинкта самосохранения. Когда горит дом, ты бежишь за тем, кто знает, где выход, даже если этот кто-то тебе совсем не нравится.

Продираясь через заваленные коридоры, как крысы по тонущему кораблю, я ощущал спиной ее взгляд. Не злой, не прожигающий — осторожный. Стоило мне замедлиться перед очередным завалом, как она тут же замирала, сохраняя эту проклятую, выверенную дистанцию. Будто я — кусок радиоактивного плутония, к которому опасно подходить слишком близко. В ее глазах больше не было ни аристократической спеси, ни ярости. Только глухая, вселенская усталость и вопрос, на который у меня не было ответа.

«Зафиксировано изменение в психоэмоциональном состоянии объекта „Арина“, — с клинической бесстрастностью констатировала у меня в голове Искра, чей новый голос действовал на нервы похлеще любого скрежета. — Отмечается повышение уровня кортизола и адреналина, характерное для реакции „бей или беги“. Но в данном случае это скорее „смотри и охреневай“. Любопытная реакция. Это у вас, людей, называется страхом?»

«Это у нас, подруга, называется здравым смыслом, — мысленно огрызнулся я, уворачиваясь от куска потолочной балки, рухнувшего в сантиметре от моей головы. — И если ты не заткнешься, я найду способ вживить тебе концепцию „получить по кумполу“».