— Господин Львов, доброе утро! — проговорила она с улыбкой, направляясь ко мне. — Так и думала, что вы ранняя пташка и уже встали.

— Ну, время не такое уж и ранее, — ответил я. — Рад вас видеть. Чему обязан столь неожиданному визиту, во всех отношениях приятному, если не сказать — лестному?

— О, не торопитесь себе льстить, господин Львов, — снова улыбнулась девушка. — Впрочем, я не хотела заставать вас врасплох.

— Тем не менее, у вас получилось.

— Знаю, являться без приглашения не комильфо, но мне ужасно хотелось поглядеть, что вы тут успели настроить. Не возражаете?

— Ни в коем случае. Позвольте провести для вас маленькую экскурсию. Впрочем, другой и не получится. Сами видите — мой участок в зачаточном состоянии.

— Ну, не совсем. Уже видны и планировка, и архитектурный стиль. Дайте-ка угадаю — брутализм?

Вот тут Лобанова меня удивила. Далеко не каждая девушка интересуется такими вещами. А определить архитектурный стиль строящегося здания — это вообще удел профессионалов. И то не каждого. Если Татьяна планировала меня заинтересовать, то ей это только что удалось.

— Вам не откажешь в проницательности, — сказал я, предлагая ей локоть для опоры. — Называйте меня запросто — Родион. Если хотите.

— Хочу. А меня тогда зовите Таней.

Мы двинулись через посёлок. Возле строящихся объектов притормаживали, и я пояснял, что именно возводят миньоны. Иногда заставлял схему будущего здания проявиться, так что в воздухе появлялись светящиеся очертания, по которым можно было составить представление об окончательном виде постройки.

— Почему вы выбрали именно брутализм? — спросила Татьяна, разглядывая мерцающие линии будущей гостиницы. — Этот стиль не назовёшь эстетичным. По крайней мере, большинство так считает. Слишком прямые линии, грубые формы. Да и отделки никакой. Кажется, он был относительно популярен в пятидесятых годах прошлого века. Удивлена, что вы вообще о нём вспомнили.

— Вы правы, — кивнул я. — По сути, это нагромождение геометрических форм. Для меня брутализм имеет символическое значение. Мне хочется подчеркнуть материал, из которого созданы здания.

— Анахронит? Что в нём особенного? По сути, тот же бетон. По крайней мере, внешне. Разве что не подвержен разрушению с течением времени.

— В этом и суть. На мой взгляд, очень символично, что здания на Фронтире строятся из магически переработанных материалов — иначе говоря, анахронита. Это как бы показывает, что новые границы империи не временное явление. Мы здесь навсегда.

— О! Как тонко. Да вы поэт в душе, Родион.

— Уверяю, это не так.

— Тем не менее, если у человека есть идея, это говорит о нём многое. Хорошее. Подчеркнуть с помощью архитектурного стиля прочность имперских границ — это не просто домиков понатыкать.

— Идея не то, чтобы моя. Великим империям нужны великие идеи. Например, борьба с Изломом и Гнилью. Это позволяет нам расширяться и укрепляться на новых территориях.

— Тем не менее, вы решили выразить это, Родион. Теперь мне очень нравится, что вы выбрали именно брутализм. Надеюсь увидеть, как ваши здания будут смотреться, когда достроятся.

— У вашего брата, кажется, тоже есть идея, — заметил я.

Мы двинулись к моему будущему особняку.

Татьяна усмехнулась.

— Я вас умоляю! — махнула она рукой. — Петя мнит себя кем-то вроде южноамериканского плантатора. Рабовладельцем. Он, конечно, в этом не признается, но так и есть. Курам на смех!

Тут я был с ней полностью согласен, поэтому деликатно промолчал.

— Не думайте, что брат прислал меня шпионить, — сказала вдруг Татьяна. — Мне самой было интересно приехать.

— Я только рад показать вам свои скромные владения.

— Владения у вас совсем не скромные. Напротив, этот участок — лакомый кусочек. Целый город в руинах. Даже не представляю, сколько можно здесь понастроить!

— У меня большие планы.

— Брат уже предлагал продать часть стройматериалов?

— Было дело.

— Не соглашайтесь.

— Вы не на его стороне?

— Я на стороне здравого смысла. Всегда. На Фронтире нужно брать всё, что только можно. И ничего не отдавать. Таков негласный закон приграничья.

— Спасибо, что просветили. Кстати, вы же, наверняка, бывали у нашего соседа — Молчанова. Как у него дела? Я собирался сегодня съездить к нему с визитом вежливости — представиться, познакомиться.

Моя собеседница внезапно брезгливо поморщилась. Как будто я предложил ей подержать змею или жабу.

— Прошу, не упоминайте при мне этого человека! Никогда!

Ого! Какая неожиданная и интересная реакция.

— С удовольствием, но не могу не спросить: почему? Поймите, Таня, это не праздное любопытство. Я хотел бы знать, чего, скажем так, ожидать от этого господина.