Прикрыв глаза, позволил себе ненадолго отрешиться от происходящего. Все мыслимые приготовления были завершены, отвлекающий манёвр обеспечен, ловушка расставлена. Оставалось только одно — ждать. И кто сказал, что это тяжело? Ничуть, коль ожидание — миг трепета пред вечностью триумфа.

Аборигены явились первыми. Старейшины ковыляли тесной группой в окружении многочисленной свиты. То были кобольды, не дверги, но в племени, живущем по заветам Ушедшего Бога, именно их слово считалось решающим. Обряженные в странного вида хламиды со множеством лоскутов, издали Старейшины напоминали аутентичных индейцев. Старых индейцев. Ведь если того же Кураша прожитые годы лишь закалили, то этих сгорбленных ящериц только состарили. Но несмотря на внешнюю немощь, дряхлые старцы крепко держались за свалившуюся на них власть. И вместе с тем, саботируя рождение нового вождя, низводя сам этот титул до состояния забытой, ненужной традиции, почти что легенды, привыкшие к подчинению, они отчего-то решили, что так будет всегда.

Рядом, спереди и сзади процессии, имея вид чрезвычайно важный и горделивый, шествовали крупные алые кобольды. Демонстративно, а может не от большого ума, каждый воин племени нёс на себе полный комплект системной экипировки и оружия. Сытые и довольные жизнью, эти здоровяки напоминали не индейцев, а папуасов, напяливших все «украшения», которые сумели найти. На особо одарённых красовалось по две, а то и три сумки, отдельные модники носили сшитые из системной ткани плащи.

Стоило кобольдам расположиться неподалёку от одного из провалов, как на горизонте появилась делегация игроков. Несколько десятков человек, будто только и ждали момента… Хотя, почему «будто»? Уверен, что это намеренный ход от Гаспара, имеющий целью с порога показать ящерицам, кто в доме хозяин. Агрессивная дипломатия в действии. Присутствие во главе переговорной группы американца не удивляло, равно как и отсутствие в ней оппозиционно настроенной части Совета. Гаспар наверняка отыскал нужные рычаги, чтобы оставить с носом своих политических конкурентов.

Чудесная ирония ситуации заключалась в том, что обе стороны были свято убеждены в готовности противников сдаться. Как кобольды, так и люди шли принимать капитуляцию или, по меньшей мере, обсуждать сопутствующие данной процедуре формальности. Контрибуции, клятвы, заложники и всё в таком духе… Потому-то личная гвардия Круга Мудрых вырядилась как на парад. Потому-то большая часть Совета осталась в стороне. Для кобольдов было немыслимо делегировать кому бы то ни было такое важное дело, а Гаспар просто не желал делиться победой, которая, как он считал, уже у него в кармане. Смешно! Как предсказуемы алчущие власти дураки…

Делегации сошлись. Воины с обеих сторон напряжённо разглядывали своих визави, высокие стороны высокомерно хранили молчание. Но вот кто-то что-то сказал. Другой ответил. Гаспар и один из семёрки Старейшин сошлись в центре круга… «Короли» явились на встречу, пришёл и убийца. Блеснув хищными обводами корпуса, тяжёлый метатель улёгся в подготовленное для него углубление. Стоило прильнуть к арбалету, и мир заиграл новыми красками. Власть. Она не в лести глупцов, не в поклонении трусов. Настоящее господство здесь, в перекрестье прицела. Я властен над тем, что могу уничтожить — максима на которой зиждется этот мир, и вот её истинное проявление!

Один единственный выстрел. Убийца Королей толкнулся в плечо, отпуская на волю тяжёлый снаряд, дёрнулся вперёд и вверх и в сторону, заходясь в хороводе вибраций. А мир уже изменился. Главный Старейшина кобольдов рухнул, с головой похороненный под ворохом взметнувшихся тряпок. И только тонкие ноги-тростинки конвульсивно подергивались, оповещая всех и каждого, что уважаемый Старейшина мёртв, а не просто прилёг отдохнуть.

Немая пауза затянулась. Игроки будто заворожённые пялились на отплясывающего джигу мертвеца, а потом ситуация обострилась, резко и сразу до предела. Заголосили с обеих сторон и одновременно: обвинения, угрозы, приказы… Гаспар попытался отвести людей, но кто-то тут же сорвался, пролилась кровь и кобольд упал, хватаясь за рассечённое горло. Другие с яростным клёкотом ринулись мстить, люди ответили и завертелось… Картина сражения, неожиданного и вместе с тем ожидаемого, проявилась на сером фоне Лакконы крупными мазками магических спецэффектов.

Я удовлетворённо кивнул, видя как из тёмного провала, укрытые тенями, полезли дверги Кураша. Старый интриган подгадал момент идеально. Тут, посреди смешавшейся толпы жахнула вспышка белого пламени. Неугомонная богиня вступала в игру, показывая, что людей рано списывать со счетов.

Поднялся белёсый туман… И тут же рассеялся, со смертью очередного Старейшины, убитого в спину одним из двергов-повстанцев. В игроков ударили молнии… чтобы радугой вторичных разрядов сползти по щиту какого-то навыка. В ответ полетел огнешар, ударили арбалеты. Я видел Лазаря, окутанного аурой божественного пламени. Лука возвышался на голову над толпой, огромный двуручный меч мелькал в его руках словно игрушечный, разрывая тела кобольдов преимущественно пополам. Он что-то кричал Гаспару, окружённому выжившими телохранителями. Тела Старейшин растекались кровавыми лужами, игроки отступали под остервенелым натиском кобольдов, темношкурые дверги волчьей стаей кружили вокруг.

Выстрел. Лука проворно отскакивает, подставляя под удар паладина Фемиды. Лазарь вздрогнул, пошатнулся, уставился на вышедший из живота наконечник болта. А затем просто выдернул тридцатисантиметровое древко словно занозу и продолжил сражаться. Но этой заминки двергам хватило и, навалившись со всех сторон, они связали игроков боем в то время, как за спиною Гаспара неожиданно появился Кураш. Лука отчаянно бросился в его сторону, но сбитый с ног магией, не успел. Играючи разбросав немногочисленных телохранителей, Кас'Кураш как утёнку свернул Первожрецу шею. Одним движением забросив тело в пространственный артефакт, он так же быстро растворился в стонущем воздухе.

Работа была закончена. Сложив арбалет, я медленно побрёл прочь. Насмешник ветер бросал мне в спину звуки затихающей битвы. Ещё одна маска сходила со сцены.

Лютый, Навуходоносор, Марико. Один — невзрачный обыватель с душой поэта, в которой не было места страху. Лишь одного боялся дурак — остаться безвестным. Другой — неуверенный, даже кроткий в спокойной обстановке, в бою всегда показывал себя вне всяких похвал. Предатель? Скорее, жертва сложившихся обстоятельств. На его месте я поступил бы также, но он мёртв, а я жив — в этом и отличие между нами. Следом… Глупая девчонка, почти подросток, импульсивная, независимая и ранимая, она, по крайней мере, пыталась сопротивляться. И того трое, те кто прошёл со мной этот путь теперь лежали рядком, слабо покачиваясь на деревянном плоту: тихие, безучастные, мёртвые.