Подножия скал густо поросли мхом: скользким, ненадёжным, обманчивым. Я соскабливал его лезвием ножа, ставил ногу, нашаривал рукой выступ или достаточно широкую трещину и подтягивал себя ещё на полметра выше по склону. Солёные капельки пота скатывались со лба, в глазах то и дело противно щипало. Зажимая нож в зубы, я вытирал лицо рукавом и упрямо продолжал восхождение. Высоты не боялся, боялся упасть и разбиться к чёртовой матери об острые рифы внизу, но руки мои не дрожали, а голова оставалась ясной. Страх должен быть инструментом, а не тюремщиком, предостерегать, держать в тонусе, но не сковывать волю.

Спустя дюжину метров подъёма мох наконец-то сошёл на нет — карабкаться по сухой твёрдой поверхности стало легче. И эта мнимая лёгкость едва не сыграла со мной злую шутку. Каменный выступ, ничем не примечательный в череде подобных ему, казавшийся буквально незыблемым, вдруг раскрошился на мелкий щебень. Нога вмиг потеряла опору, увлекая за собою всё тело. Лёгкий шаг (E)! Гравитационная аномалия сработала на отлично, позволив удержаться почти что на отвесной поверхности. Выдохнув, я плавно перенёс центр тяжести на другую ногу и подобрал повыше потерявшую опору конечность. Аномалия схлопнулась. Ещё восемь единиц маны улетели в трубу.

Мана: 176/209

— Метров пятнадцать, — пробормотал я, оценивая расстояние до вершины. Сплюнув, забросил под язык очередной синий кристаллик. Запасы расходников стремительно иссякали, но это был не тот случай, когда можно позволить себе экономить. Без системного допинга я рисковал остаться с пустыми резервами в самый неподходящий момент. Подумал об этом, и как будто в воду глядел…

Громовой змей появился, когда до края оставалось всего ничего. Финишная прямая в сравнении с тем, что уже позади. Хитрая сволочь подгадала момент идеально: на голой скале не спрятаться, не увернуться. Всё, что мне оставалось — принять бой на чужих условиях… Либо разжать пальцы и с гомерическим хохотом рухнуть на скалы, но не дать твари желаемого удовлетворения. Торжествующий крик разорвал вязкую тишину. Крылатая бестия заложила широкий вираж, легко маневрируя в воздушной стихии. Взобраться наверх не успеть, арбалет здесь тоже не пригодится, я просто не смогу развернуться с ним на крохотном скальном уступе. Пространство для действия минимальное. Полшага туда и сюда. Полшанса на то, чтобы выжить и победить.

Мысли промелькнули чередою красочных вспышек. Паутиной разрядов окутался силуэт крылатого змея. Времени больше не оставалось. Прижавшись к холодному камню, я выпростал левую руку и запустил навстречу змею Магическую стрелу (E). А следом за первой ещё одну, сквозь боль от перегрузки в энергоканалах… Получена лёгкая магическая травма! Естественное восстановление маны замедлено!

Тварь прянула в сторону, чудом разминувшись с одним из снарядов, и в этот момент грянул гром. Показалось, что прямо в меня, но на самом деле жахнуло дюжиной метров левее. Раскалённые камни шрапнелью засвистели вокруг, разрывая на части гулкую, болезненную тишину, что вновь поселилась в ушах. Голова дёрнулась от удара, сознание погасло… и тут же включилось. Пальцы судорожно, сдирая ногти, вцепились в скальные щели и выступы. Лёгкий шаг (E)! И мир потонул в кровавом тумане…

Я обнимал безучастную стену, пока в пальцах рук не стал разливаться холод, а в ногах не поселилась предательская дрожь. И только тогда в голову начали возвращаться сбежавшие мысли. Над ухом, повыше виска, запекалась кровь, заливала шею, склеивала кожу и системную ткань. Уши не слышали ничего, кроме ровного звенящего гула. И это пройдёт. Наверное. Когда-нибудь… Медленно, словно драгоценную фарфоровую статуэтку, я повернул голову, скосив глаза вниз. Громовой змей был там, нанизанный на торчащую из воды каменную вершину. Змеиная голова безжизненно полоскалась в воде, кровь растекалась чернильной кляксой. Похоже, вторая стрела всё-таки нашла свою цель. Повезло. Ненавижу…

Какова вероятность, исследуя крохотный островок среди мира, давно и прочно погрязшего в первобытную дикость, обнаружить настоящий образчик античной культуры? Полчаса назад я поставил бы душу, что шанс на подобную встречу отчаянно стремится к нулю, и проиграл бы пари. Потому что глаза меня не обманывали. Величественная аллея, затерянная в пространстве и времени, ровная, как римская дорога, и прямая, как строевая сосна, появлялась словно из неоткуда и вела как будто бы в никуда. Белые и чёрные булыжники мостовой переплетались, создавая многосложный орнамент. И по обе стороны от всего этого великолепия — анфилада каменных постаментов с изваянными в героических позах фигурами.

Ошеломлённый и очарованный, я бродил среди них, не зная, что думать и чему удивляться больше. Тому ли, насколько живыми, буквально дышащими казались системные существа, воплощённые в камне по воле неизвестного скульптора. Или тому, что выстроенные в чётком порядке скульптуры, достойные руки Микеланджело, являли собой отчётливую иллюстрацию эволюционных цепочек развития.

Статуя, предваряющая человеческий ряд, оказалась разрушена временем или руками вандалов. Однако осколки намекали о чём-то наподобие обезьяны в трёх ипостасях. В этом Система была солидарна со стариком Дарвином. Заурядные люди терялись на фоне мускулистых и высокие красавцев с телами античных героев. Заострённые уши, надменность взглядов и поз… Эльфы? А по другую сторону анфилады тщедушный гоблин замер в тени почти человечьей фигуры, несущей признаки сразу нескольких рас. Следом грубые клыкастые лица с массивными челюстями. Чуть дальше псоглавые гноллы всех мастей и оттенков. И наконец, куда же без них, кобольды.

Как будто сам Кураш смотрел на меня с постамента, посвященного двергу. Чёрный, местами до зелени камень довершал сходство. Как и другие, он пестрел трещинами и сколами, как разбитая вдребезги чашка, бережно собранная и склеенная по частям. Древний камень оплетали живые зелёные лозы. Беленькие цветочки на них добавляли щепотку легкомыслия довольно мрачному образу. А дальше… Драконье наследство куда сильнее проявляло себя в морфологии этого существа. Рудиментарные отростки кобольдов стали шикарными и наверняка функциональными крыльями. Грудь ещё больше раздалась в стороны. Мощь и величие окружали фигуру, приобретшую свою хищную завершённость.