Я отбросил лишние мысли, концентрируясь на предстоящем действии. Времени оставалось мало. С каждой секундой тело Трофима покрывалось все новыми пятнами гнили.

— Всеволод, — приказал я. — Тащи сюда заточку из ложки. Немедленно.

Всеволод замер, растерянно глядя на меня, будто не понимая, зачем она понадобилась сейчас.

— Живо, я сказал! — я резко повысил голос.

Всеволод вздрогнул, бросился к своей наре. Там быстро достал заточку и протянул ее мне.

— Д-держи, — рука с заточкой сильно дрожала.

Я перевел взгляд на Семена.

— Воду принеси, — велел я.

Семен побежал, аж подпрыгнув, к углу. Я уже знал, что там сбивщимися было вырыто углубление, где собиралась дождевая вода через дыру в крыше.

Затем я повернулся к Александру — тот с ужасом смотрел на тело, пуча глаза.

— Ты — возьми вырванные страницы из книги.

Вскоре у меня была небольшая кучка из вырванных страниц, а рядом стояла чашка из-под риса с дождевой водой.

Я снял с Трофима рубаху, обнажив его грудь и шею, покрытую мерзкими язвами. Склонившись, вытер ему кожу водой, готовя ее к операции.

— Все отойдите на шаг, — скомандовал я.

Сбившиеся послушно расступились, образуя вокруг нар полукруг.

Я крепко сжал заточку в руке, проверяя ее остроту на кончике пальца. Не скальпель, но Вячеслав явно старался, закачивая ложку о камень барака.

Сосредоточившись, я приблизил острие к темной язве на груди Трофима. «Телепатия», которой я вдохнул жизнь в тело Демидова, тут уже явно не поможет.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы не дрогнула рука. Я едва коснулся кожи и, закрыв глаза, почувствовал ритм энергетических каналов, которые почти перестали пульсировать.

Острый кончик заточки вошел в кожу, и тут же из разреза хлынула густая, черная субстанция, шипя и капая на пол. Чернь тут же начала прожигать дерево, оставляя дымящиеся следы. Одна капля упала на Семена, и тот вскрикнул, резко отдергивая руку. Боковым зрением я видел, как теперь на его коже разрастался глубокий ожог.

— Страницы сюда! — приказал я.

Александр поспешно вложил мне в руки листы книги. Я быстро свернул из них тампоны и приложил к ране, чтобы впитывали чернь. Та мгновенно выедала бумагу, но не полностью — лишь чернила, оставляя страницы пустыми и дымящимися.

— Он… он весь черный изнутри… — прошептал кто-то в ужасе.

— Молчать! — рявкнул я, продолжая работу.

Сжав зубы, я снова закрыл глаза и увидел внутреннюю «схему» Трофима, полностью покрытую разъедающей чернотой. Направил свой импровизированный инструмент к точке на его шее, там, где был главный канал. Сделав точный, аккуратный разрез, почувствовал, как меня накрывает волна тепла.

— Ну же… Давай… — прошептал я.

Мне бы не хватило собственной энергии, чтобы вытеснить чернь из организма Трофима. И задача сейчас — дать этой субстанции вытечь из организма, как дают вытечь гною из гниющей раны.

Черный поток растекался в разные стороны.

Когда надежда почти иссякла, в глубине груди Трофима вспыхнуло яркое пятно света. Оно вспыхнуло раз, другой, и я почувствовал, как его сердце вновь начало биться, будто от мощного разряда.

Из глубины груди Трофима медленно, нерешительными толчками, как пробивающийся из земли ключ, потекла чистая энергия. Ее становилось все больше. Тонкий ручей постепенно превращался в густой поток. Чистая энергия, вливаясь в канал, постепенно выталкивала наружу вязкую чернь. Сталкиваясь, два потока энергии вступали в противоборство, взаимоуничтожаясь.

Естественно, ничего этого не могли видеть сбившиеся. Но они ощущали последствия. От диссонанса двух энергий стены барака задрожали, посыпалась пыль.

Чистая энергия текла все увереннее, и я постепенно углублял надрезы, помогая ей распространиться. Раны светлели, а черная жижа, попадая на страницы древней рукописи, больше не уничтожала текст. Наоборот, давно стертые буквы вдруг начали проступать на поверхности…

— Смотрите! — негромко воскликнул Вячеслав.

Он дрожащей рукой поднял страницу, а на ней в эти самые секунды прямо из черни будто выгравировались символы древнего Завета.

Хм… странно, и это мягко говоря.

Но я не отвлекался, продолжая ювелирную работу. Пот стекал по лицу, мышцы рук дрожали от напряжения, а грудь жгло невыносимой болью. Я словно ощущал каждое движение заточки на собственной коже, будто резал самого себя.

Чистая энергия распространялась по всем каналам, вытесняя остатки черни. Я осторожно убрал заточку и наблюдал, как Трофим вздрагивает и резко втягивает воздух. Его глаза широко раскрылись, и он судорожно сел, хватая ртом воздух.