Их было трое. Люди ли это были короля или просто оборванцы, промышлявшие разбоем в этих лесах Гленна не знала. Она смотрела на то, как один из нападавших падает наземь. Топор Борса врезался в очертания человека, уродуя его контур. Мерзкий звук, уже знакомый Гленне после страшной свадебной ночи, впился в уши, точно пиявка. Она застыла, позабыв как дышать.

Двое противников Борса, ошеломлённых смертью товарища окружили противника. Пурка бросился на одного из них, вцепившись в занесённую для удара руку. Что именно было в той руке Гленна разобрать не могла, но оружие незнакомец не выпустил. Он с руганью пытался стряхнуть пса, пока Борс пытался сладить со вторым ночным гостем. Тот был очертаниями похож на медведя, а никак не на человека.

– Беги, Гленна, – закричал Борс.

Он отвлёкся, нечто напоминающее дубину, тяжело опустилось, метя в голову охотнику. Защитник Гленны сумел избежать удара в последний миг.

– Беги же, – отчаянно заорал Борс.

Медный топор вошёл в плоть, но Гленна уже не видела этого. Она послушалась, наконец. Оцепенение, заставившее девушку вмиг поверить в легенды о филидах, превращённых в камень, отпустило её. Сзади завизжал Пурка. Гленна ускорила шаг. Она не могла помочь. Единственное, что было ей доступно – не мешать, спастись самой, хотя бы бегством. В прошлом женская доля никогда её не тяготила, но не сейчас. Ох! Как бы она была рада, если бы у её народа, так же как у иных варваров, было принято учить сражаться и женщин! Чувство беспомощности, неожиданно, обратилось с жгучую злобу. Она была порождением той же печали, что взывала в девушке к слезам. Только толку от злости было не в пример больше: злость на собственную слабость помогла ей забыть об усталости и сделать больше, чем она могла.

Гленна бежала, не разбирая дороги. Она не задумывалась о том, что рискует заблудиться. Борс и Пурка, бедный Пурка, который, должно быть получил в бок тяжёлым сапогом, найдут её. Девушка гнала от себя мысль о том, что, может, искать её станет некому. Сколько врагов осталось за её спиной? Справится ли Борс? Он обещал ей помогать, значит справится. Она не знала, что происходило на месте неудачной ночёвки. Борс был прав: вера, порой, нужнее, чем знание. Гленна гнала от себя страшные мысли. Благо, когда в ушах слышан лишь яростный стук собственного сердца, а ноги бегут через утренний туман, не разбирая дороги, времени думать особо не было.

Она остановилось, когда под ногами захлюпала вода. Та пропитала и без того влажные туфли, отрезвляя беглянку. Девушка остановилась. Затем сделала ещё два широких шага, чтобы оказаться по другую сторону узкого ручья, в который она угадила. Туман сгущался, небо начало светлеть. Лес вокруг выглядел мрачным и слишком тихим. Её дыхание было глубоким и шумным. Она различила далёкую трель соловья. Ветра не было. Не слышно было ни шагов, ни голосов преследователей, ни весёлой поступи Пурки, шуршащего позади. По спине пробежал озноб. Гленна медленно сознавала случившееся: она потерялась и совершенно не представляет, что делать дальше.

Стоять на месте было невыносимо. Калейдоскоп догадок, одна хуже другой, налетели на неё, точно плотоядные мухи. Девушка обняла себя за плечи, но от этого будто бы стало хуже. Больше она не бежала. Промокшие юбки липли к ногам. Бархатный плащ она не сняла лишь потому, что слишком устала накануне. Он немного спасал её от утреннего холода, но не от сырости, подобравшейся к её уставшим, натёртым ногам.

Свет наступающего утра не прогнал туман, но, всё-таки, идти стало немного приятнее. Осин вокруг почти не было, зато появились козьи ивы, ветви которых напоминали устремлённые к небу персты. К тому же, Гленна увидела терновник, дурное дерево. Один из учителей Оноры, из тех, кто учил принцессу языку англичан, рассказывал страшную сказку. Мол, в терновнике жили маленькие человечки, которые в полуночный час могли защекотать до смерти всякого, кто подойдёт к хранимому ими древу слишком близко. Гленна замерла, невольно вглядываясь в переплетение ветвей, но никого не увидела.

Земля под ногами устремилась в низину. Вскоре девушка различила поверхность озера. Утреннее солнце не делало его светлее: стоячая вода, подёрнутая ярко-зелёной ряской, выглядела грязной и неприветливой. Она устроилась на одном из прибрежных камней, удивляясь, как так вышло, что у неё ещё остались силы на что-то. Страх и злость, подгонявшие её прежде, пошли на убыль, а вот волдыри на натёртых ногах, стали ныть. Она сняла мокрые туфли и носки грубой вязки, которые позволила себе надеть в день свадьбы госпожи лишь потому, что их бы не было видно под новым платьем. Выпущенные на свободу ступни выглядели ужасно: пятки и пальцы были растёрты в кровь, запах немытых ног показался отвратительным.

Со стороны озера раздался всплеск. Гленна посмотрела на спокойную на первый взгляд воду. Всплеск повторился чуть ближе, капли воды, взметнувшиеся в воздух, блеснули в солнечном луче.

«Рыба играет, должно быть», – подумала Гленна.

Только неприятное ощущение нарастало с каждым мгновением. Когда всплеск повторился в третий раз, она увидела яркую точку, алую, точно шляпка ядовитого гриба. Та застыла среди зелёной ряски.

«Это же глаз!» – с ужасом подумала Гленна, но тут же усомнилась.

Точка никуда не исчезала, замерев между листьев кувшинок. Гленна невольно подалась вперёд к воде, чтобы рассмотреть диковинку получше.

– Не стоит так делать, – раздалось за её спиной.

Девушка чуть не упала от неожиданности, но обладательница голоса поддержала её. Руки незнакомки оказались сухими и на удивление крепкими. Вновь раздался плеск воды. Гленна не увидела того мига, когда наблюдатель скрылся под её гладью, но теперь алого глазного яблока видно не было.

– Ты там нукелави высматриваешь? – спросила незнакомка.