Картинка покачнулась. Мир вспыхнул, точно падающая звезда.

– Оно пахло травами, – прошептала Гленна.

Свет померк окончательно, руки и ноги перестали слушаться. Она чувствовала, как её тело бьётся точно рыба на прибрежных камнях, выбрашенная приливной волной. Кажется, её вырвало, но собственная плоть стала ощущаться чужой. Руки Борса подхватили её. Гленне привиделся дом. Прибрежный воздух, полный соли и холода, серое море, Онора, то ли с тоской, то ли с предвкушением смотрела на противоположный берег.

– Мне предночетано отправиться туда, – говорила она так, как говорят лишь будущие королевы.

Свита принцессы, девицы, служанки, старухи, что приглядывали за молодками, затихли. Затем, заговорили о скорой свадьбе, о храбрости принцессы Оноры, о её прозорливости.

Гленна смотрела на себя со стороны и не понимала, что делает эта невзрачная, слишком высокая и нескладная девица. Та вышла вперёд в круг галдящих придворных. Гордо задрав подбородок, она оглядела всех таким же взглядом, как до того это сделала Онора. Её волосы не отливали золотом, они были темнее грозовых туч, а кожа бледна. Только сразу было видно: они одной крови с принцессой.

– Мне тоже предночертано отправиться туда, – сказал та, другая Гленна.

Такой она никогда не была, ей даже никогда не хотелось быть такой. Серебряный венец сверкнул на тёмных волосах. Голоса вокруг восхваляли теперь вторую принцессу, дочь королевской крови. Онора тепло взглянула на сестру, которую никогда таковой не признавала. Как ладно они смотрелись рядом, держась за руки. Златовласая принцесса, прекрасная, как солнечный свет. Непризнанная дочь, увенчанная серебром.

– Гленна, Гленна, Гленна – звали волны, лес на той стороне пролива, бегущие на небосводе грозовые тучи.

Скулила собака, крепкие руки несли её, что-то вкладывали меж холодеющих губ. Вода? Она пила жадно, не видя ничего. Было жарко, но Гленна не могла согреться. Исчезла родная Ирландия, воздух больше не пах солью, в нём не витали ложные воспоминания.

– Это просто отрава, она уже вышла, но малая часть успело попасть в кровь. Главное – не яблоко. Отведай ты яблоко потеряла бы волю.

Гленна не знала бред это или Борс и впрямь говорил с ней, нёс какую-то нелепицу об отравленных яблоках, кожица которых сияет точно самородное золото. Ещё одна сказка. Такая же, какие слагают о козлоногих девах и водяных конях, что не брезгуют лакомиться плотью. Гленна слишком взрослая, чтобы верить в сказки. Достаточно повидала, чтобы знать наверняка, что иные из них – чистая правда.

***

Прежде, чем открыть глаза, Гленна услышала пение птиц. В эти минуты с ней случилось страшное: она позабыло обо всех ужасах последних дней. Несколько ударов сердца она не знала ни о смерти Оноры, ни о ложном обвинении короля англичан, ни о роще, где жили чудовища. Страшно это было потому, что, всё-таки, она вспомнила. Горло сдавило, слёзы покатились по щекам прежде, чем девушка сумела хотя бы подумать о том, что обещала себе больше не плакать.

Кто-то каснулся её щеки, стёр солёную дорожку, глаза распахнулись. Борс склонялся над ней. Они смотрели друг на друга, казалось, целое столетие прежде, чем он спросил:

– Хочешь воды?

Гленна кивнула. Она и правда очень хотела пить.

Девушка села и осмотрелась. Место ей было незнакомо, а тело делало движение нехотя. Голова кружилась.

Она поняла в этот раз почти сразу, что перед ней творения дрених каменотёсов, тех, кто вместе с римлянами ходил по этой земле прежде, чем её покинуть. Конечно, это были развалины. Каменные столбы, обтёсанные очень искусно, стояли в круг, а над головой крышей служила гладкое кольцо со следами киновари. Что именно было изображено на почти стёршейся фреске разобрать было невозможно. Прямо под круглым отверстием в крыше стояла низкая каменная чаша. В ней плавали полусгнившие листья.

Борс принёс флягу с водой, которую Гленна не узнала. Вслед за ним шёл Пурка. Пёс обрадовался пробуждению Гленны, бросился к ней и упал на спину прямя на её ноги, подставляя под ласку тёплый живут. По нему сновали блохи, но брезгливости девушка не чувствовала.

– Я рада, что с тобой всё в порядке, Пурка, – сказала она.

– Он тоже успел напугать меня, – отозвался Борс, – лежал не вставая, не ел ничего. Правда куда меньше чем ты.

– А я? Сколько дней?

Борс показал Гленне три пальца. Девушка ужаснулась. Не было ничего удивительного в том, что тело теперь казалось таким тяжёлым и неповоротливым.

– Гластинг отравила тебя, – сказал Борс, – но в кровь успела попасть только часть яда: когда ты уже была в беспаметстве, тело стало отторгать съеденное.

«Гластинг, так звалось то создание?» – подумала Гленна.

– Как так вышло, что ты догадался, что со мной случилось?

– Я уже бывал в этих местах, знал, что лес стережёт козлоногая. Она не трогает только маленьких детей. Девушек морочит, чтобы развеять скуку, мужей убивает. Иногда помогает местным пастухам, но никогда не угадаешь, в каком она настроении при встрече.