Да нет, верить в это было бы глупо. Гленна, вот, верила в силу материнского кольца. Когда она бросала его в поток, почти не сомневалась, что кольца касались руки мудрой женщины, способной творить чудеса. Только не спустилась с небес колесница, запряжённая белокрылыми лебедями, не набежал туман, из которого вышли рыцари, ушедшие на светлый Авалон. Не пришли сиды, чтобы от бед оградить ту, что взывала к их милосердию.

Незнакомка же шла впереди, пусть и странная, но из плоти и крови. Вокруг украшенных ивовым венком волос не сиял небесный свет, а земля под хромыми ногами не оживала распустившимися цветами. Казалось, она и про Гленну-то позабыла: идёт себе, танцуя да напевая что-то под нос, а Гленна бредёт следом. Просто потому, что деваться ей некуда.

Шорох в зарослях ежевики заставил Гленну вздрогнуть. Пред внутренним взором вмиг появились преследователи, что пришли по её душу, а заодно, и безумице беду принесли.

– Не бойся, – сказала безмятежная девушка, – это Колокольчик, мой дружочек.

Гленна посчитала бы странные слова бессмысленными, но из зарослей выглянула большая козлиная голова. Девушка улыбнулась, когда скотинка мекнула своей хозяйке и скрылась. Козёл, просто козёл и никаких разбойников. Как же славно!

Козы попадались теперь на пути часто. Рыжие и белые, пятнистые и чёрные. Гленна насчитала две дюжины голов прежде, чем разглядела крошечный домик меж расступившихся деревьев. Да что там: так, лачуга. Убежище из прутьев, укрытых ветками. Такие охотники делали, или пастухи.

Под навесом меж деревьев был устроен очаг: ямка, выложенная камнями, перемазанными золой, у дверей, вынесенная на солнышко, дивное дело, стояла прялка. Не из тех, что были у дворцовых ткачих, маленькая да ладная. Это была старая-престарая гребёнка, на которую шерсть наматывают, чтобы нить из неё сучить.

– У вас стадо большое, – сказала Гленна, пытаясь быть приветливей.

Девушка засмеялась. Она вообще была хохотушкой.

– Ты не гляди, они мне все дружочки, а не стадо, – ответила она путанно, – кто за лесом живёт у фермеров, кто в деревне у вдовы сварливой, кто у мужниной жёнки, от которой тот всё на сторону бегает. Козочки на людей глядят, да секреты их рассказывают, а я их за то привечаю. В лесу не бывает скучно, да компания всякой девице нужна, как думаешь?

«Пастушка, значит, – подумала Гленна, – замуж никто не берёт из-за того, что хворая, а к делу пристроена».

Незнакомка так и не сказала Гленне своего имени. Позабыла ли или верила в старую примету, будто имя называть первому встречному к худу – Гленна не знала. Только она не торопилась просить козопаску назваться: сама называться не хотела. Ничего хорошего из этого бы не вышло. Так, глядишь, блаженная и беды избежит. Ведь если придут к ней люди короля по следам беглянки – рассказать ей толком будет нечего.

Девушка подумала так и ужаснулась. Она представила одинокую хромую пастушку, стоящую меж мужей, что ходили при оружии, но совести не имели. Как она защитится, если кто-то вздумает её обидеть?

Пастушка же выглядела беспечной. Она вытащила из домика два трёхногих табурета, умастила их у очага да деловито засобиралась разводить костерок. Гленна, уложила мокрые туфли на землю и уселась на грубое сиденье. Козапаска, не переставя напевать, споро справилась с разведением костерка. Гленна даже не смогла понять, когда именно искорка огнива перекинулась на хвоинки и сухую траву, а затем и на мелкие веточки. После, пряха, вынесла из дома горшок, да мелкие чистые тряпицы, такие, как остаются после шитья.

– Ты поешь пока, – велела она, – а я ножками твоими займусь.

Занялась. Гленна решила не спорить, да куда уж ей! Козопаска вскипятила воду в глиняной посудине, смочила кусочек козьей шерсти, совсем не боясь обжечься. Она обтёрла босые ступни Гленны. Мозоли возмущённо заныли, а потом успокоились. Чистота была целительной. Девушка смущалась. Она не привыкла, чтобы ей оказывали такие почести, даже если она болела. Гленна была служанкой, а не госпожой. Благо, ей дано было крепкое здоровье, оттого телесные немощи редко настигали её.

– Так -то, – сказала отшельница, любуясь работой, – прелестные ножки. Ты-то ешь, а то застыла, точно каменная.

Гленна опомнилась. Голода она не чувствовала, но обижать девушку нежданно пришедшую ей на помощь, не хотела. Она зачерпнула пальцами содержимое горшочка. Жареное мясо выглядело вполне съедобным, пахло травами, которые, должно быть, пастушка нашла поблизости.

– Вольче, – сказала девушка таким тоном, что Гленну пробрала дрожь, – а то повадился пугать моих дружочков, прознал какой тропой они идут ко мне погостить. Вот и поплатился. Ты ешь, ешь.

Гленна с трудом заставила себя отправить мясо в рот. Оно оказлось жестким, но вкусным. Правда, безумица так пристально сматрела на неё, пока Гленна ела, что вкуса почти не ощущалось.

– Я тебе ниточку покажу! – сказала незнакомка детским тоном и вскчила с места, когда Гленна сумела проглотить ещё два кусочка угощения.

Пастушка и впрямь принесла катушку ниток. Козья шерсть считалась грубой, но нитка, что с гордостью протянула ей отшельница была тонкой и ровной.

– Сама сделала, – гордо сказала своей гостье девушка.