– Оправдываешься, – сказал Эгг.

– Мой король… – попытался вмешаться советник, сидевший подле него.

Он осёкся.

Гленна осмелилась глянуть на сидевших за столом. Эггу хватило одного взгляда, чтобы седеющий лорд Альфрид уподобился видом пойманному на проказе мальчишке. Все знали, что король не терпел, когда его прерывали без дозволения.

Кресло королевы не пустовало. Гленна знала, что пока Онора отбыла ко двору жениха, в замке Эгга игралась другая свадьба. Гленна не видела прежде юной ирландской королевы, хотя знала, что та была непозволительно молода. Девочка четырнадцати вёсен в богатом уборе монаршей супруги выглядела совсем ребёнком, даже младше своих лет. Она сидела так неподвижно, что глядя на неё становилось жутко.

– Все вон, – велел Эгг, – кроме служанки королевы Англии.

В тоне короля не было ни капли злости, но не подчиниться было невозможно. Сама Гленна едва сдержала порыв броситься к выходу из трапезной. Юная жена Эгга вскочила с место первой, совершенно лишённая королевского достоинства. Девочка, утопавшая в слоях дорогих тканей, выглядела нелепо. Король же не смотрел ни на неё, ни на Гленну, ни на кого-либо, кто покидал комнату. Он вскрыл печать Тибальда на грамоте, которую с таким чаяньем вёз ему лорд Марик. Гленна и сама чувствовала себя такой грамотой, которую вот-вот примутся читать.

Трапезная опустела. Гленна молчала, король, кажется, перечитал грамоту дважды прежде, чем заговорить с девушкой.

– Когда-то я пообещал твоей матери, что не оставлю тебя без крова, – неожиданно сказал он, – выполнил ли я своё обещание?

– Да, мой король, – сказала Гленна, чувствуя, как внутри всё холодеет.

Эгг кивнул. Он не спешил вставать из-за стола, попивая мёд.

– Я слушаю тебя, дитя, – сказал он, – надеюсь, твой рассказ будет достоин этого.

Гленна глубоко вздохнула. Она столько раз представляла, в какие именно слова обратит увиденное, что сейчас они легко полились с языка. Гленне казалось, что ужас кровавой ночи и всё, что ей предшествовало, происходило не с ней. Это была сага, строки которой были выучены наизусть когда-то давно. Всякий герой в ней – персонаж, каким бы живым ни казался. Лишь поэтому Гленна ни разу не запнулась, пока рассказывала королю историю смерти несчастной Оноры. Не запнулась, хотя её удивлённо распахнутые мёртвые глаза стояли перед внутренним взором от начала до самого конца.

Сперва Эгг слушал, попивая мёд из кубка, затем с шумом отставил его. Когда речи Гленны достигли своей кульминации, он и вовсе встал из-за стола.

– Мне удалось спастись лишь чудом, – сказала она, – прочие ирландцы вовсе не больны. Их нет среди живых, так же как моей госпожи.

Гленна зажмурилась. Всё остальное не было столь же важно, как эти последние слова. Все её злоключения на пути домой не были достойными ушей короля. С грохотом по столу покатился серебряный кубок. Шаги Эгга были быстрыми и тяжёлыми. Гленна подумала, что он разгневан. Теперь её жизнь зависела оттого, поверит ли ей король или нет, а ещё оттого, решит ли он сорвать свою злобу на посланнице, принёсшей дурную весть.

Она ожидала удара. Оплеухи крепкой рукой, а скорее, тряпкой, какой покрывают дорогое одеяние короля за трапезой. Ведь она всего лишь служанка, хоть и с каплей королевской крови в жилах, хоть её и возвысили среди прочих таких же девиц, трудившихся всю жизнь при дворе. Гленна не была той, которая достойна марать карающую руку короля.

Гленна вздрогнула, когда почувствовала прикосновение к собственной щеке. Пальцы Эгга были горячими.

– Посмотри на меня, дитя, – сказал он вкрадчиво, как никто из мужей не говорил с Гленной.

Она послушалась.

– Твои верность и храбрость – редкий дар. Ты достойна благодарности самого короля.

На глаза Гленны навернулись слёзы. Она так гордилась тем, что так долго не плакала!

Камень упал с её души, вместе с ним навалилась усталость, заставившая подкоситься ноги, но она сумела заставить себя стоять перед лицом своего короля.

Теперь у Гленны была своя комната. Непозволительная роскошь, которой удостаиваются не все благородные леди. Кровать, устеленная шкурами, стол с кувшином для вина, сундук, в котором мирно лежала потрёпанная пуховая шаль. Утром в её комнаты приходила служанка, помогавшая ей одеваться в одежды из ярко-окрашенной ткани. В волосы Гленны вплетали теперь нитку морского жемчуга, неровного, но настоящего.

Девушку звали Иффе, Гленна знала её ещё с тех времён, когда сама служила в замке короля Эгга. Иффе не была ей подругой тогда, не собиралась становиться ею и теперь. Служанка не скрывала своего презрения к Гленне, которая каким-то невероятным образом заслужила благосклонность монарха.

Гленну не удивляло то, что смерть Оноры пока была тайной для большинства ирландцев, даже для тех, кто жил в замке короля Эгга. Было объявлено, что девица Гленна оказала королю некую услугу, проявив преданность и храбрость, чем заслужила всяческие почести. Потому, не удивляло Гленну и то, что слуги теперь её не жаловали. Девушка была уверена, что среди них болтают невесть что, придумывая невероятные и весьма скверные пути, которыми девушка шла к нечаянному благоденствию. По большому счёту, было достаточно уже того, что Гленна была незаконорожденной дочерью Эгга. Теперь она не питала иллюзий, понимала, что в замке поговаривают и об этом.

Конечно, им было не за что её любить. Безотцовщину, незаконнорождённую служанку возвысили, как казалось на первый взгляд, незаслуженно. Девушка понимала, что отношение к ней не изменится, пока не станет известно какую именно весть принесла девушка королю и как именно она это сделала. Гленна подозревала, что даже тогда найдутся те, кто этому не поверит.

Она и сама не верила. Гленна перебирала в памяти события минувших дней. Ей казалось, что всё это произошло не с ней. Слишком уж сильно приключения, приведшие девушку в эту комнату, напоминали историю, которую филиды облекают в песни.