Гленна не стала расспрашивать. Она вообще не понимала: рада ли тому, что только что узнала. Может, было бы проще, если бы Борс и впрямь взял плату, да позабыл о беглой ирландке. Тогда она сама бы тоже без зазрения совести могла бы забыть.

Почему Борс не отправился в Ирландию с ней? Гленна могла лишь гадать. Может быть, он, как и она, пророс корнями в родную землю слишком крепко, или прошлое, про которое он запретил её расспрашивать, таило запрет иного рода? Может, для него ирландцы были такими же страшными врагами, как для неё – англичане?

В любом случае выходило, каковы бы ни были причины его решения, они не связаны с нею самой. Девушка не знала, стало ли ей от этого легче.

Новое платье из добротной ткани уступало тому, каким было тёмно-серое одеяние Гленны, пошитое к свадьбе Оноры, а покрой его не был замысловатым. К тому же, подол наряда был Гленне короток. Правда, чистота, которой пахло платье, прощала прочие недостатки.

Оставшись в одиночестве, девушка свернулась калачиком на крышке сундука. Шкура пахла козой и сеном, ветер, гулявший над проливом, сквозняком проникал в укрытие. За последние дни ей доводилось спать в местах куда менее пригодных для этого, но сон не шёл. Не было ни книги, ни иного занятия, чтобы отвлечься от множества мыслей, блуждавших в голове. Она лежала, надеясь, что всё-таки сумеет заснуть, поглаживая большим пальцем материнское кольцо.

Гленна, вдруг, поняла, что вполне возможно оно и впрямь обладало силой, о которой говорила ей мать. Оно привело к ней помощь в час нужды. Это был не небесный воитель, не рыцарь сидова воинства, а Борс. Смертный человек, которому, впрочем, было под силу ей помочь.

***

Замок короля Ирландии был больше, чем замок Тибальда в несколько раз. Сравнивать их было сродни тому, что поставить в один ряд лошадь и собаку, да мерить их длину ног. Гленна почти забыла насколько он великолепен и страшен. Дело было не только в величине. Он был сложен из тёмного камня, который сам по себе выглядел холодным и неприступным. Даже в солнечные дни тёмно-серые, почти чёрные стены выглядели неприветливыми.

Перед Гленной знакомые с детства донжоны предстали на фоне грозовых туч, таких низких, что казалось, они вот-вот скроют верхушки башен, а, может, и зубцы стен. Гленне почудилось, что родной дом вовсе не рад её возвращению. Она постаралась отогнать эту мысль вызывая в памяти то мгновение, когда её нога ступила на родную землю, к которой она так стремилась.

Она действительно была счастлива тогда. Ей хотелось улыбаться только потому, что ноги ступали по влажно ирландской земле. Её щепотку она долго держала в ладони, чувствуя как песчинки и мелкие камушки впиваются в кожу, забиваются под ободок материнского кольца.

Сейчас радость угасла, уступая тревогам, что сулило грядущее. Возможно, ей предстоит самое трудное в жизни: рассказать известному своим дурным нравом королю, как именно умерла его младшая законная дочь. Варианты финала сегодняшнего дня проносились перед внутренним взором, сменяя один другой. Большая часть из них вовсе не была радостной. Гленне понадобилась немалая храбрость, чтобы заставить ноги подниматься по каменным ступеням не сбиваясь с шага. Она следовала за Мариком и уже поняла, что путь их ведёт в малую трапезную залу, где король вкушал пищу и принимал гостей в дни, когда не планировалось празднеств.

Первые капли дождя упали ей под ноги тёмными кляксами. На единственное дерево, росшее во внутреннем дворе крепости, опустилась стая птиц. Они запели звенящим перезвоном, почти заглушив рокочущий голос приближавшейся грозы.

Коридор был тёмен, когда они вошли, но в трапезной зале, в которую он вёл, было тепло. Нос защекотал запах печёного гуся и чадящей жаровни. Они не входили внутрь. Гленна знала почему: только когда Эгг закончит с кушаньем, он даст разрешение слуге пустить в зал просителей. Эгг часто принимал гостей с кубом мёда в руке, коли те были благородной крови. Простой люд приходил в тронный зал этажом ниже. Эгг не часто заседал там.

Ожидание стало затягиваться. Оно было мучительным, распаляя страхи в душе Гленны. Девушка без конца теребила материнское кольцо дрожащими пальцами. Ей хотелось, чтобы всё поскорее закончилось.

– Входите, – сказал слуга, наконец.

Гленна пошла за Мариком. Мир вокруг стал до остроты чётким, собственные шаги отдавались гулким эхом в ушах. Она смотрела на короля, хотя не получала на то дозволения. Когда лёгкая улыбка на лице Эгга уступила удивлению, который тот даже не пытался скрыть, Гленна опомнилась. Теперь она смотрела на собственные руки, сложенные в замок на груди, как и полагалась служанке, пусть и мёртвой, но, всё-таки, королевы. Девушка не забывала, что по ней судят и о госпоже. Она оставалась верной её наставлению даже сейчас.

Она внимательно слушала каждое слово, считая косые линии на оторочке короткого плаща Марика, который стоял перед ней, правда, всё равно вздрогнула, когда лорд назвал её имя.

– Что же такого желает поведать мне девица, что осмелилась покинуть двор своей королевы? – С насмешкой в голосе спросил король.

Спросил у Марика, не у Гленны. Иначе и быть не могло.

– Она уверяет, что эта тайна так ценна, что даже я не вправе требовать от неё правды, – сказал Марик, – я бы выпытал у неё этот секрет, но до отплытия корабля оставались считанные часы.