— И всё же до тех пор, пока он не отменен, мы должны относиться к нему с уважением. Да, я признаю, что мой сын болен. Как больны и десятки других людей, обладающих магическим даром. И я надеюсь, что новый доктор-маг прибудет из столицы прежде, чем…

Он не смог договорить. И не желая показывать мне свою слабость, отвернулся к окну.

— А если он прибудет слишком поздно? — я не собиралась щадить его чувства. — Или не прибудет вообще? Я слышала, что болезнь уже добралась до Альтевии, а это значит, что все столичные врачи будут задействованы в местных больницах. Сможете ли вы простить себя, если ваш сын пострадает из-за вашего бездействия?

— Послушайте, мадемуазель! — герцог сделал шаг ко мне, и я увидела, как на его лице заиграли желваки. — Если бы для спасения Алена закон нарушить должен был бы я сам, я сделал бы это без промедления. Но позволить нарушить его вам я не могу. Такое нарушение карается не просто запретом на медицинскую практику, но и тюремным заключением. Я не могу допустить, чтобы вы пострадали из-за своей доброты!

Наверно, в другой ситуации я была бы даже тронута таким стремлением меня защитить. Но сейчас весь наш разговор был совершенно бессмысленным. И вместо того, чтобы тратить на него время, мне давно следовало быть у кровати его сиятельства.

— Благодарю вас за заботу, ваша светлость! — сказала я, а потом понизила голос. — Но кто узнает о том, что закон был нарушен? Я собираюсь осмотреть вашего сына в его комнате, а не в центре Ратушной площади в Тирелисе. Ни вы, ни я никому не расскажем об этом. Ведь так? И я полагаю, что на благоразумие вашего дворецкого и горничной мы тоже можем рассчитывать.

— Но это будет значить, что я позволю нарушить закон ради собственного сына. А кто подумает о тех заболевших, которым некому помочь? Не кажется ли вам, мадемуазель, что использовать свое положение, чтобы получить какие-то привилегии, недостойно дворянина?

Да, это было благородно. Но глупо. И в любом случае, я слишком хорошо помнила печальные глаза ребенка и то, как он храбро защищал меня от мадемуазель Рошен. А теперь ему самому нужна была помощь.

— Вы проводите меня в комнату вашего сына, или мне попросить об этом вашего дворецкого? — спросила я, решив, что мы уже довольно обсудили эту тему.

— Я провожу вас, — вздохнул он. — Позвольте я возьму ваш саквояж.

И мы снова пошли по длинным коридорам, и изредка попадавшаяся нам на глаза прислуга приветствовала нас почтительными поклонами. А на их лицах я видела смесь страха и надежды — они видели, куда мы направлялись.

Когда мы вошли в уже знакомую комнату, Ноеми была уже там. Она адресовала мне благодарный взгляд и отступила в сторону, давая нам доступ по кровати, на которой, разметав тоненькие ручки, лежал маленький граф. Лицо его было таким белым, что почти сливалось с подушкой.

— Ваша светлость, прошу вас, выйдите из комнаты! Это решительно необходимо. Вы общаетесь со слишком большим количеством людей и можете стать разносчиком холеры. А вот вам, мадемуазель Ноеми, лучше остаться.

Сначала я осмотрела мальчика. По сравнению с нашей прошлой встречей, черты его лица сейчас были более заостренными, глаза запавшими, и мне показалось, что в те редкие моменты, когда он их открывал, взгляд их не был осмысленным. Несколько раз его худенькое тельце сводило судорогами.

— Он поправится, мадемуазель? — с трудом сдерживая рыдания, спросила горничная.

— Будем надеяться, что да. Но вы поступили совершенно правильно, когда позвали меня.

Приезда врача из столицы ребенок бы точно не дождался. И даже сейчас я не была уверена, что сумею ему помочь.

— Вы поили его соленой водой?

— Да, мадемуазель. Когда он приходит в сознание, он сам просит пить. Но воду с солью он пьет разве что по паре глотков за раз. И его всё время рвёт.

Я сделала ему инъекцию, а он даже не пошевелился. Рука его была холодной, и я несколько раз прочитала молитву, прежде чем отойти от его кровати.

— Вы не должны ходить по дому, Ноеми! Это может быть опасным для других. Вы уже можете быть больны, просто еще не почувствовали этого. Если признаки появятся, вы знаете, что нужно делать. С потом и рвотой организм теряет не только воду, но и соль. Поэтому растворяйте соль в кипяченой воде и пейте. Даже если это противно.

Она кивала в ответ. Она готова была быть в комнате маленького хозяина столько, сколько нужно.

— Вы останетесь на ночь, мадемуазель? — спросила она.

Но я не могла себе этого позволить. В городе было слишком много больных, чтобы я могла позволить себе остаться в поместье.

С герцогом мы попрощались на расстоянии — я не позволила ему подойти к нашему экипажу ближе, чем на несколько шагов.

— Я никогда не забуду этого, мадемуазель! — в его глазах стояли слёзы, и он не был похож на себя прежнего.

А я надеялась, что болезнь маленького графа послужит к их сближению, и после выздоровления у Алена уже не будет повода сказать, что «его светлости нет до него никакого дела».

На следующий день я навестила доктора Деламота. Мы снова разговаривали с ним через приоткрытое окно. Но даже с такого расстояния мне было видно, что по сравнению с прошлым разом его состояние ухудшилось, и ему трудно стоять на ногах.