Выглядел он не слишком хорошо, но на ногах держаться мог. Равно как и его жена, и сын.

— Мы делаем всё, что велел его светлость, мадемуазель! Но сил уже нет пить эту соленую воду! Наизнанку после нее выворачивает. В отхожее место, уж простите, мадемуазель, ходить тошно. Может быть, можно сделать что-то другое?

Лица у всех троих были осунувшиеся, рты с синеватым отливом. Но взгляды осмысленные, каких не было у многих наших пациентов в больнице.

— Я введу вам соляной раствор шприцем, если вы согласитесь на это.

Они согласились без колебаний, хотя женщина, пока я готовилась к процедуре, смотрела на меня с большой опаской. Но инъекцию мадам Понс перенесла мужественно.

Я постаралась подбодрить их как могла, посоветовала есть несколько раз в день, пусть даже и через силу, а также ни в коем случае не пить некипяченую воду и не есть сырых фруктов и овощей.

Собрав свои инструменты, я сняла маску и перчатки, убрала их в специально взятый с собой мешочек и снова обработала руки спиртом. Месье Бернар в экипаже ждал меня чуть в стороне, и я, подхватив саквояж, направилась к нему.

Но не успела я сделать и нескольких шагов, как увидела женщину, которая направлялась ко мне со стороны особняка. Она так спешила, что вынуждена была приподнять подол платья чуть выше допустимого приличий, дабы не наступать на него.

— Мадемуазель! Мадемуазель, подождите!

Лицо ее было не просто взволнованным, а скорее испуганным.

Я отдала саквояж месье Бернару и повернулась к незнакомке. Ей было лет двадцать пять, и на ней была униформа горничной.

— Что-то случилось?

— Я знаю, что не должна говорить вам этого, мадемуазель! — из глаз ее покатились слёзы. — Его светлость наверняка накажет меня за это! Но я не могу промолчать! Я Ноеми, горничная графа Крозье.

— За что накажет? — не поняла я.

— Он запретил нам говорить вам об этом. Сказал, что вы не имеете права его лечить! Что вас за это могут наказать и даже посадить с тюрьму. Но его сиятельству становится всё хуже и хуже! И я же вижу, что его светлость не находит себе места! Ах, сам он вам ни по что об этом не скажет! А потом до конца дней своих будет себя за это винить!

Сердце испуганно застучало.

— Вы хотите сказать, что маленький граф болен?

— Ох, мадемуазель, он сегодня не смог подняться с постели!

Я снова взяла в руки саквояж и пошла вслед за девушкой к заднему входу в особняк.

Во мне кипело возмущение. Я же спросила его светлость, были ли в поместье другие заболевшие. Почему он не сказал мне правду?

Вернее, я прекрасно понимала, почему. Но меня изумляло его намерение соблюдать закон тогда, когда речь шла о жизни его ребенка. Этот закон изначально был неправильным и жестоким, но прежде я всегда замечала его ужасное действие лишь в одну сторону — когда доктора-маги отказывались помогать простым больным. Сейчас же возникла противоположная ситуация. И неужели я могла отказать в помощи маленькому мальчику лишь потому, что у него была магия?

Не успели мы, миновав несколько коридоров, войти в парадную часть дома, как перед нами возник дворецкий.

— Прошу прощения, мадемуазель Эстре, но не соблаговолите ли вы подождать его светлость на улице?

Я понимала, что это не проявление оскорбительной невежливости, а желание меня защитить — и как человека, и как доктора. Но сейчас мне было не до церемоний.

— Я хочу немедленно видеть графа Крозье, сударь! Пожалуйста, проводите меня в его комнату!

Дворецкий бросил неодобрительный взгляд на горничную, что стояла за моей спиной, и замешкался с ответом.

Впрочем, отвечать ему и не пришлось. Потому что появился сам хозяин дома.

— Мадемуазель Эстре, я полагаю, нам с вами прежде следует поговорить. Прошу вас, пройдемте в гостиную!

Слуги тут же испарились, а я прошла за герцогом в большую и светлую комнату, окна в которой были распахнуты настежь.

— Вы обманули меня, ваша светлость! — воскликнула я.

Он предложил мне присесть на диван, но я проигнорировала это приглашение, и мы так и стояли посреди комнаты, буравя друг друга взглядами.

— Я поступил так в ваших же интересах!

— В моих интересах? — возмутилась я. — А об интересах маленького мальчика, который нуждается в моей помощи, вы подумали? Разве не в этом, прежде всего, заключается долг отца?

В его глазах была печаль, и возможно, мне следовало проявить к нему чуть больше снисхождения, но я сейчас могла думать только о маленьком графе.

— Я не только отец, мадемуазель, но и глава этой провинции. И я не могу позволить вам нарушить закон.

— Закон? Закон, который был придуман сотни лет назад и давно уже нуждается в отмене?