— За данное нарушение предусмотрено наказание в виде лишения права на медицинскую практику, штрафа в размере тысячи эренов и каторжные работы или тюремное заключение сроком от двух до десяти лет.

Я уже знал об этом, но всё содрогнулся, услышав это сейчас.

— Ну, вот, Лавельер, — кивнул король, — вы всё слышали сами. Эта мадемуазель должна будет провести в тюрьме или на каторге как минимум два года. И из моего личного к вам расположения я могу распорядиться, чтобы она отбывала наказание в тюрьме для лиц благородного происхождения. Условия там куда лучше, чем в обычных тюрьмах.

И он поднялся, давая понять, что аудиенция окончена.

Я вернулся домой спустя два с половиной дня после отъезда. Гленн встретил меня на крыльце и сообщил, что его сиятельство уже накануне поднялся с постели, а нынче даже изволил выйти на балкон подышать свежим воздухом.

Сбросив запылившуюся одежду и умывшись, я отправился к сыну.

— Ваша светлость! — Ален хотел вскочить с постели, но я его остановил.

Он был еще слишком бледен и слаб. Впрочем, его щеки и прежде не отличались румянцем. И почему я раньше никак не пытался это изменить? Мне давно следовало заняться здоровьем сына.

И мне показалось, что в комнате было слишком прохладно.

— Гленн, прошу вас проследить за тем, чтобы здесь чаще затапливали камин. Его сиятельство слишком слаб после болезни, и нам следует особо заботиться о нём.

— Непременно, ваша светлость! — дворецкий, как мне показалось, был удивлен.

Впрочем, в этом был виноват я сам. Я всегда считал, что настоящий мужчина не должен быть неженкой. И что тело нуждается в физических упражнениях и закаливании. Я не хотел учитывать того, что мой сын был еще слишком мал, чтобы соответствовать моим ожиданиям.

— Ваша светлость! — подался ко мне Ален. — А мадемуазель доктор сегодня не приедет ко мне? Мне сказали, что она была у меня несколько дней назад, но я совсем этого не помню. И мне хотелось бы поблагодарить ее за то, что она была ко мне так добра!

О, в этом наши желания вполне совпадали! Мне тоже хотелось бы ее поблагодарить. Но вместо этого я втянул ее в ужасную историю, и теперь вместо нашей благодарности она получит судебный приговор, который может отправить ее в тюрьму или на каторгу.

— Я непременно передам мадемуазель твои слова, — я постарался улыбнуться. — И вот еще что, Ален, перестань обращаться ко мне столь церемонно и просто называй меня отцом или папой.

Мой голос дрогнул, когда я это произносил. А в горле запершило. Это я сам когда-то одернул сына, когда он пытался назвать меня папой в присутствии посторонних. Каким же абсурдным это казалось мне теперь.

Ален бросил на меня недоверчивый взгляд, и у меня сжалось сердце от той тоски, что я разглядел в его глазах. Мы всегда были рядом. Но как же далеки мы были друг от друга! И в этом был виноват именно я, а никак не мой маленький сын.

Я сел рядом с ним на кровать и притянул его к себе. Я почти никогда не позволял себе проявлять по отношению к нему излишнюю ласку, считая, что это сделает его сентиментальным и испортит его. Но как же жалел я об этом сейчас!

Ушел из комнаты сына я только тогда, когда он заснул. И я брел по коридору, шатаясь от нахлынувших на меня чувств, которых я давным-давно уже не испытывал.

— Прикажете подавать обед, ваша светлость? — осведомился Гленн.

Но я покачал головой.

— Нет, я пообедаю в городе. Мне срочно нужно в жандармерию!

Я надел мундир и велел подать экипаж. Два дня в седле совершенно меня измотали.

— Вы опять уезжаете, Эмильен? — Дениза остановила меня на крыльце. — Право же, это просто невежливо! Вы как будто намеренно забываете о том, что мы у вас гостим!

В ее голосе я расслышал гневные нотки. И в другой ситуации она вполне имела бы право упрекать меня в невнимательности и в недопустимом пренебрежении обязанностями жениха. Но только не сейчас.

— Возможно, я и хотел бы забыть об этом, мадемуазель Рошен, — холодно откликнулся я, — но вы не даете мне такой возможности.

— Я всё еще ваша невеста, ваша светлость! — она притопнула ножкой.

— К сожалению, вы правы, Дениза! — согласился я.

— К сожалению? — она задохнулась от возмущения. — Да как вы смеете так говорить? Из-за какой-то девки? Да как вы смеете ставить нас на одну ступень?

— Ну, что вы, Дениза, — усмехнулся я, — я никоим образом не делаю этого. Потому что мадемуазель Эстре по своим душевным качествам стоит куда выше вас.

Я запрыгнул в карету, не считая нужным продолжать разговор. Расторгнуть помолвку следует как можно скорее — этот брак не сделает счастливым ни меня, ни ее.