Шрифт:
— Молодцы! — говорю я негромко, но меня слышит каждый, в том числе ожившие легионеры.
Взмокшие легионеры радостно хлопают друг друга по плечам, обнимают, орут победные выкрики. В их глазах горит огонь — они знают, что справились.
— Ну что, — усмехаюсь я, — бегите теперь к своим принцессам-дроу. Заслужили. Но учтите, главная награда вас ещё ждёт впереди. Я думаю, она вас устроит куда сильнее.
Затем поворачиваюсь к Воронову:
— Легат, подготовь список. По заслугам, в порядке вклада. Все старались, но распределение должно быть справедливым и безукоризненным. Чтобы ни у кого не осталось повода для сомнений или обид.
— Сделаю, шеф, — кивает легат уверенно.
— Ну чего стоим, Легион? — усмехаюсь. — Принцессы-дроу уже истомились вас ждать!
Я ухожу, оставляя их в этой гулкой пещере, а легионеры тем временем с радостным воем ломятся дальше, вглубь, к добытым нпс-красоткам. У них и глаза горят по-особому: награда близко. Красотки им достанутся отменные, как и положено победителям. Скастовал я их с женских актрис моего мира, разве что сделал серокожими и остроухими. Да, пришлось постараться, но парни заслужили. Впрочем, если с Мадам Паутиной пройдёт как задумано, а учитывая, что я о ней узнал, так и будет, то скоро бойцов ждёт более практичная награда за вклад в развитие Легиона.
Я возвращаюсь в реальность под сонное сопение Змейки, моргаю пару раз и первым делом решаю позвонить Нобунага. Откладывать больше нельзя — я уже успел выбить себе земли в закрытой Херувимии и стать членом Совета, а японец всё никак не договорится с Императором по поводу моего вопроса. Набираю номер, жду, и вот дайме отвечает.
— Данила-сан, да будет ярок твой день!
— Нобунага-сан, приветствую! Ну что там насчёт обмена филиппинских островов на мою юрисдикцию? — спрашиваю прямо, без долгих вступлений.
Нобунага, как обычно, делает паузу, а потом тянет своим спокойным голосом:
— Данила-сан, да помню-помню. Император уже в курсе твоих амбиций. Одна проблема — он плохо тебя знает.
— Так расскажи ему обо мне.
— Плохо тебя знает лично, тебе стоит прибыть на Сэцубун.
— Что за зверь такой этот Сэцубун?
— Это весенний праздник, в Киото будет проходить. Император и дайме будут разбрасывать горох, чтобы отогнать злых духов.
— Астралососов не испугать обычным горохом.
— Ты только Императору это не скажи. И не забудь надеть кимоно, пройти все обряды, показать уважение. Ну конечно, для тебя это не проблема. Я уверен, ты и так всё знаешь.
Я невозмутимо отвечаю:
— Ну конечно.
А в голове у меня после звонка сразу мысль: «Блин, я же ни хрена не знаю, какие там ритуалы… Какой горох? Куда его кидать? В кого? В Императора или в стену?..»
Быстро пролистываю трофейную память убитых мной японцев. Негусто инфы. Мало среди них знатоков традиций, очень мало.
Пораскинув мозгами, зову по мыслеречи Дятла, своего главного разведчика на Восточном полушарии:
— Найди какого-нибудь ублюдка-японца, который идеально знает весь этикет на празднике Сэцубун.
— Для каких целей, шеф?
— В Легион добавлю.
— Ага… значит, нужен прям полный ублюдок. Хорошо, составим список.
На мыслеречь неожиданно выходит Лакомка. Сначала осторожно интересуется, не занят ли я, а потом всё же решается:
— Мелиндо, а ты не хочешь вызвать в Замок Дракона младшую жену?
— Какую? — не догоняю.
— Любую.
Ага, альва, как всегда, думает о семье — её тревога понятна. Нехорошо выходит: глава рода один на краю мира, а жёны будто не при делах. И это видит весь мир, между прочим: разведки других родов и государств, в первую очередь.
Я выдыхаю и отвечаю:
— Скоро позову, обещаю. Но пока мне нужно отправиться в Сумеречный мир. Как только вернусь — сразу же займусь и имиджем рода. Как раз Сэцубун вместе и поедем.
— Хорошо, мелиндо, — альва шлёт ментальный поцелуй.
Когда спустя пару часов Председатель сообщает о готовности Мадам Паутины принять меня в любое время, собираюсь быстро. На всякий случай надеваю боевую экипировку, беру с собой троицу: Змейку, Бера и Грандбомжа. Змейка уже приняла массивную боевую форму, в которой, как обычно, никакая одежда не полагается. Пластинчатая чешуя спрячет все интимные места. И тут же искоса смотрит на меня, шипя с детской прямотой:
— А почему мазака не голлллыый?
Я лишь качаю головой, устало усмехаясь: