Шрифт:
И тогда оставшиеся очаги сопротивления русских (оглушенных обстрелом и деморализованных потерями!), доблестные зольдаты второй танковой раздавят без всякого труда…
Глава 14
Лейтенант 69-го ИАП Пётр Сергеевич Рябцев уверенно вёл свой «ишачок» (истребитель И-16 тип 6), неотрывно следуя за командиром, не нарушая строя звена, состоящего из трех истребителей. И-16 машина своенравная, тяжёлая как и в изучении, так и в пилотировании — и покорилась Рябцеву сравнительно недавно. Ранее Пётр пилотировал старичка И-5 (его-то простой донбасский парень хорошо освоил за четыре года в авиационном училище), затем более современный «чато» И-15.
«Чато», то есть «курносый» с испанского, успел повоевать за республиканцев против националистов Франко. Часть однокурсников Петра отправились в Испанию в качестве советских военспецов — и успели повоевать на «курносых», сбивая над Мадридом германские бипланы «хейнкели» и «арадо»! Как же Пётр им тогда завидовал… Как и большинство «Сталинских соколов», бывший электромонтер с завода им. Петровского, он мечтал проявить себя в настоящем деле — и подал несколько рапортов о переводе в Испанию. Не удовлетворили… А чуть позже орденоносец («Красная звезда»!) Миша Соколов, сражавшийся в Испании однокурсник, встретился с Рябцевым в командировке — и поделился своим восхищением новым истребителем Поликарпова, И-16.
Тогда-то Пётр и начал осваивать уже третью машину из бюро прославленного конструктора…
Предвоенные лето 39-го словно дышало грозой — грозой надвигающейся в Европе большой войны. Однако конфликт вспыхнул не на западе, а на востоке — милитаристская Япония начала агрессию против дружественной Союзу Монголии. Закипели стычки, а затем и полноценные бои в районе степной реки Халхин-Гол — как на земле, так и в небе.
И вновь рапорт о переводе на фронт, вновь острое желание проявить себя в настоящем бою! И вновь завернули… Впрочем, когда однокашник Женя Соломенцев написал товарищу из Киевского госпиталя, Пётр мгновенно сорвался к нему в свой ближайший выходной.
Женя уже долечивался — и выйдя вместе покурить в яблоневый сад, оба лётчика смогли поговорить без лишних ушей, откровенно. Соломенцев стоял перед товарищем с папироской в руках, разглядывая Рябцева со злой иронией; тот успел расказать, что подал прошение о переводе.
— Забудь, Петя! Забудь, как страшный сон! Если не удовлетворят твой рапорт, пойди купи себе шампанского и отпразднуй второй день рождения…
— Не понял тебя, Евгений.
— Не понял, говоришь?
Солома глубоко затянулся «казбеком», после чего мрачно ответил сухим надтреснутым голосом:
— Тяжело с японцами в воздушных боях, Пётр. Очень тяжело. Сейчас, слышал, на Халхин-Гол перевели группу испанских ветеранов под началом Смушкевича, драка на равных пошла. А до того… Представляй, каково драться на обшитом перкалем, деревянном по-сути И-15? Это с цельнометаллическим-то японским монопланам, «Накадзимой»? Наши ястребки самураи зажигают первой же точной очередью — а за самим «накадзимой» попробуй ещё угнаться! Скоростенки всяко не хватает… Да и в боях японские лётчики духовиты, упорны, отступать не любят, и шмаляют только в путь. В мой «ишачок», Петя, в мой «ишачок» самурай вложил точную очередь, перевернув машину в воздухе!
Рябцев тогда принял слова Соломенцева как попытку оправдать собственные неудачи в воздушных боях, и не удержался от холодного замечания:
— Японцы духовиты, а советские «соколы» выходит, что и нет?
Но Женя, выговорившись, подрастерял запас злобы — а потому товарищу ответил уже без прежней резкости:
— Дурак ты, Ряба. Меня 28 мая сбили. А знаешь, сколько тогда наших ястребков япошки на землю посадили? Семнадцать истребителей, Петя. Семнадцать…
Пётр был очень удивлён подобной цифре. В печати информации о тяжёлых боях в небе над Халхин-Голом практически не было, как и цифр о советских потерях. Но уже немного узнавший жизнь лётчик нутром чуял — товарищ не врет. Между тем Соломенцев, затушив окурок и бросив его в урну, сменил тему разговора:
— Ты на чем, Петя, летаешь?
Лейтенант Рябцев с неким оттенком гордости ответил:
— «Шестнадцатый», «моска»!
Женя согласно покивал головой:
— И-16 машина хорошая, быстрая, маневренная. Да все одно ведь из дерева, рации нет…
— Слушай, Жень, давай уже заканчивать этот разговор, а? По твоему у нас все истребители плохие — так что ли?!
— Все да не все… Но немецкий «мессер», воевший в Испании, японскому «Накадзиме» точно не уступит. Если что — крути головой во все стороны, смотри в небо… Немцы в Испании более всего уважали атаку с превышения, «соколиный удар»! А ты им навстречу нос задирай, мотором закрывайся — и бей, подпустив поближе, чтобы наверняка…
Тяжёлый тогда получился разговор, не шибко приятный для Петра Рябцева. Сославшись на личные дела и передав товарищу гостинцы, лейтенант покинул товарища — убежденный в том, что тот сильно наговаривает на советские истребители, оправдывая собственную неудачу в бою.
Но и сам лейтенант пока не смог отличиться в воздушной схватке — ибо советским лётчикам, участникам похода в Польшу, не с кем было схватился в небе. Все польские истребители были заняты в боях с немцами — немцами же и сбиты. А с последними в бою тем более не сойтись — германцы восточнее Львова не залетают…