— Стоять, Гре… — попытался ещё раз крикнуть Копаня, но в него ударила чёрная волна. Гном успел сгруппироваться, зажигая под собой руны, но его всё равно снесло, и Тяженич, проломив ряд скамеек, исчез где-то внизу.

А мутант, вокруг которого уже явно иссякло чёрное поле, вскинул замутнённый взгляд на лежащую посреди помоста княжну. И, отбросив от себя наскочивших на него дружинников, и разорвав кого-то, словно тряпку, он поскакал к Дарье.

Мой меч лежал в другой стороне, поэтмоу я без раздумий метнулся к Дарье, закрыв её спиной и понимая, что у меня остались буквально мгновения…

— Борис! — княжна пыталась что-то нащупать в складках своего сарафана, — Я сейчас!

Сейчас она… Чего она сейчас. Вытащит топорик, что ли?!

Монстр, который раскидывал сильнейших яродеев, словно кукол, несётся к нам, прошибая когтями доски, словно бумагу. Вслед за ним вьётся веер из капель крови, щепок и опилок, и в этом вихре я вижу только налитые чёрной яростью глаза и окровавленную пасть. Словно разъярённый адский бык.

Гадство! Гадство!.. Копаня-а-а-а!

Мысль о гноме заставила мою руку вытянуть из кармана камушек иолита… «То-ро, то-ро, то-ро», — мысленно за’то-ро’торил я, и тут меня озарило… Стоять это означает… «стоять»!!!

Я протягиваю руку.

— То— …

Оскаленная пасть уже совсем рядом, раскрывается и готовится сожрать нас обоих…

— … -ро!

Иолит зажигается, и вся эта мутированная махина, несущаяся как паровоз, просто напарывается на гномий инструмент. Я чувствую, как ломаются мои пальцы, зажатые об камень, но он не сдвигается ни на миллиметр…

Зато смачно трещат орочьи рёбра, когда грудная клетка монстра обнимает неколебимую опору. Мне в лицо брызжет смесью крови и костей, и рычащая пасть останавливается всего в сантиметре от моего лица, шмякнув мне по губам ужасно вонючим языком.

Я, правда, не учёл одного — по инерции меня ударило его удлинёнными лапами, ломая рёбра и челюсть уже мне, и я, перелетев через Дарью, рухнул куда-то в сено. От удара о землю воздух окончательно выбило из моих лёгких, меня осыпало шелухой, и да я ещё её и резко вдохнул…

Сознание я потерял не сразу, лишь когда успел заметить, как сжимаю в сломанных пальцах мой верный иолит. Мир потемнел, обещая мне сладкое забытье. Может, хоть сейчас, когда я на пределе, смогу почувствовать источник яри внутри? Ну? Ну-у?!

Нет, ничего…

Гадство.

Тот, кто хоть раз терял сознание, знает, каково это — очнуться и несколько мгновений не помнить, кто ты. Когда произошедшее с тобой складывается из осколков, и ты цепляешься хоть за какое-то чёткое воспоминание, чтобы собрать себя по кусочкам.

Может, кто-то и видел в таком состоянии пресловутый свет в конце тоннеля, но я даже толком не запомнил, как с помоста рухнул. Какие уж там видения?

Очнувшись, я и вправду не сразу себя осознал. Где я? Сверху бревенчатый потолок, из таких мощных брёвен, что мне даже не обхватить. Очень грязный потолок, кстати, и пыльный.

А кто я? Знаю, что я — это я… Ну, а кто ж ещё это может быть? Но кто конкретно? Как же голова трещит…

— Господин Грецкий, а вы везучи, надо признаться.

Тихий вкрадчивый голос проник в мои уши незаметно, и я даже не сразу осознал, что со мной говорят. Но я ещё недостаточно оклемался, поэтому так и продолжал пялиться в потолок. А Грецкий — это, стало быть, я…

— Вы сегодня увидели, на что она способна, — голос продолжал, — Вам два раза везло, но, сударь, вы же понимаете, что везение когда-нибудь закончится?

Я пока молчал… Собеседник явно с умом выбрал момент, чтобы со мной говорить. Вот на этой границе сна и яви, когда я уже слышу, но тело ещё спит.

Гадство! Да меня, кажется, чем-то усыпили…

— Но у вас есть шанс остаться в живых, — продолжал собеседник, — Мы никогда не отказываем тем, кто умён достаточно, чтобы понять, с кем надо дружить.

— Вы… — я открыл было рот, чтобы обнаружить, как пересохло в горле. Охренеть, я будто сутки не пил!

— Мы служим великой цели. И мы, что вам понравится больше всего, богаты… Наслышан, что состояние ваше нынче легко умещается в карман, ведь так? Отпрыску великого княжеского рода это, несомненно, не делает чести.

— Честь… — вырвалось у меня, — … не меряется деньгами. Кха…

— Странно слышать это от вас, Грецкий. Наше предложение присоединиться к нам звучит лишь единожды, — собеседник усмехнулся, — Но мы дадим вам время подумать, господин Грецкий.