Надо мной мелькнул золотой блеск. Мой медальон!

Гневный порыв потонул в моих ватных мышцах, которые совсем не желали мне подчиняться.

— Матушка…

— Ваша мать, к сожалению, не ценила свою эльфийскую кровь. Снюхалась с орком, и даже сыну посмела передать в наследство эту дрянь! — послышался глухой деревянный стук, а потом что-то мелкое куда-то плюхнулось, — Какая вонь! Впрочем, там ему и самое место.

Да, распространившееся амбре заставило меня поморщиться. Зато думать я стал чуть яснее.

— А вы, господин Грецкий, какую в себе половину цените? Какую из тех кровей, что текут в вас?

Я стиснул зубы. Смешно — я не знал матушку, только по любви Захара к ней мог догадываться, какой замечательной женщиной и матерью она была. И, конечно же, я совсем не знал отца. Но едва прозвучал этот вопрос от незнакомца, как я почувствовал злость.

И за матушку-эльфийку… И неожиданно за отца-орка. Какого хрена они лезут?! Мы сами разберёмся!

Где-то на задворках у меня мелькнула мысль, что, возможно, я совсем ничего не знаю о своей фамилии, и о том, что же именно побудило Грецкого-старшего отправить жену с ребёнком так далеко от Твери. Ведь Захар говорил, что это орочьи великие семьи не терпели союза Грецкого с эльфийкой, и он отослал нас сюда от греха подальше.

Но, кажется, грех всё-таки достал нас здесь… И мне совершенно не нравится тот тон, которым он со мной говорит.

— Обе половины… ценю, — прохрипел я, наконец-то сжав кулаки. Пальцы стрельнули нестерпимой болью, пронзая разум молнией, но больше мне ничего не удалось.

— Прискорбно, ведь дрянная половина до сих пор пытается вас убить, — голос приблизился намного ближе, и я почуял у носа какой-то сладковатый запах. Я тут же выдохнул и задержал дыхание, понимая, что меня могут снова погрузить в сон.

— Вы же помните, как погибла ваша матушка? Ну ведь вы же знаете правду, Грецкий! Неужели вы простили это своей тётушке?

Мои глаза слегка расширились, но я сдержался от ухмылки. Меня слишком топорно обрабатывают… Быть может, прошлый Грецкий бы и поверил, но у меня было достаточно мозгов, чтобы понять, куда дует ветер.

— А о том, что в Твери вырезан весь род Грецких, вы слышали? Так ваша тётка убирает всех, кто стоит у неё на пути, и не жалеет даже родную, такую важную орочью кровь. Ваша мать… А теперь и ваш отец. Когда же очередь дойдёт до вас? До единственного спрятанного на Урале наследника?

Поняв, что сейчас просто задохнусь, но так и не смогу пошевелиться, я всё же вдохнул. Голова слегка закружилась, когда сладкий запах ударил в ноздри… Ну всё, хана мне.

Только тут до меня дошло, что это парфюм. Гадство!

— Ме-е-есть! — голос продышал прямо в ухо, — Ты же хочешь отомстить ей, правда? У тебя есть шанс! Ты отнимешь у неё всё, и отстоишь честь семьи.

Собеседник явно от отчаяния перешёл на ты.

— Думай, Грецкий. С тобой или без тебя, но мы достигнем своей цели.

— Кто… вы?

Незнакомец дунул усмешкой мне в ухо.

— Мы следим за чистотой крови вокруг императора, — он цыкнул, ему явно не понравилась формулировка.

— Служите императору?

Слишком затяжная пауза, он пытается сформулировать получше.

— Следим, чтобы вокруг него не распространялась грязь. Чистим от неё вены государства, ведь она может вызвать заразу и осквернить даже самую чистую кровь. Затуманить своей скверной даже самый великий разум.

Чистота, чистая… Грязь, скверна… Я зацепился за эти слова, с таким чувством незнакомец произносил их, и понял, что в них для него кроется особый смысл.

— И что же требуется от меня?

Снова послышался смешок.

— Пока что от тебя требуется подумать, господин Грецкий. Если, конечно, твоя тётушка не убьёт тебя раньше.

Я таращил вбок глаза, когда собеседник выпрямился, и колыхнулся серый плащ с капюшоном. Лица в полумраке увидеть я не успел, но зато отметил бледные тонкие пальцы. «Не орк и не орф, никакой орочьей зелени», — сразу же отметил мой воспалённый от неподвижности разум, — «Или эльф, или эльчек, или человек… Ну или гном-переросток, страдающий дистрофией».

Незнакомец на несколько секунд затих посреди помещения, потом зачем-то пошаркал ногами. Проскрипела дверь, он вышел, и в помещении стало тихо. Остались лишь я, моё сдавленное дыхание и запах затхлости.

Этот собеседник точно знал, сколько действует та дрянь, которой меня усыпили. Потому что ватное тело вдруг взорвалось искрами боли — закололо сразу все клеточки, когда онемевшие мышцы стали оживать, и у меня аж перехватило дыхание.

Спина, рёбра, нос… всё болело и стреляло. Я наконец-то двинул руками и потрогал себя… своё опухшее и измазанное в вонючей крови лицо. Больно-то как! Я поморщился, вдруг сообразив, что у меня пальцы сломаны.