— Добрый вечер. Нам бы номер на двоих. Желательно с видом на море. Можно «Люкс», но уютный.

Он поднял глаза, окинул нас взглядом: я — в куртке с пылью серпантина, Инна — в джинсах, волосы стянуты в хвост, но глаза яркие.

— У нас всё занято, — проговорил он устало. — Только раздельные одноместные остались. К бархатному сезону всё, считайте, разобрано под групповые заезды.

Я понимающе кивнул, не отходя. Потом, словно невзначай, достал бумажник, вложил в паспорт аккуратно сложенные путевки и четвертак.

— Всё понимаю, — сказал я спокойно. — Может, что-нибудь для уставших путников всё же найдётся?

Он не стал говорить ни слова, просто взял паспорт, заглянул в книгу и через пару минут протянул ключ.

— Двенадцатый этаж, номер 1205. Балкон на юг, море видно. Надеюсь вам понравится.

— Благодарю, — я кивнул, забирая ключ.

Лифт медленно, со скрипом поднял нас вверх, и, когда я отпер дверь, нас встретил номер, в котором пахло морем, деревом и чем-то давно забытым из детства. Просторная комната, окно от стены до стены, за которым — сосны, а за ними — синеющее море. На горизонте солнце скользило вниз, окрашивая воду в оранжево-розовые тона.

— Вот это я понимаю, — сказала Инна, скинув те самые туфли. — Ради такого и стоило трое суток глотать пыль Кавказа.

Мы спустились в столовую, не сильно отличающуюся от ресторана, где нас на удивление хорошо накормили: горячая кукурузная каша с маслом, рыба на углях, салат с черноморскими томатами. Заказали чай с мёдом и лимоном — простое, но родное. Сидели у окна, глядя, как медленно гаснет день.

— Знаешь, — сказала Инна, наклоняясь ко мне, — мне здесь нравится. После всего… этой погони, этих дорог, дыма и тревоги — здесь всё кажется таким надежным и уютным.

— Согласен, — ответил я.

После ужина мы вышли на набережную. Шорох сосен сопровождал нас, как тень. Море тихо плескалось у берега. В небе появились первые звёзды, неяркие, но чистые. Вдали кто-то играл на гитаре — старую абхазскую мелодию, тянущуюся, как сама ночь.

Мы шли медленно, молча. Просто впитывая в себя всё: ветер, запах сосен, тёплую руку рядом.

И в какой-то момент я понял — вот оно. Спокойствие. Впервые за долгие месяцы. Но где-то внутри — глубоко, на уровне инстинкта — ощущение, что оно ненадолго. Потому что те, кто ищет нас, наверняка не дремлют.

Вечер над Пицундой опустился неожиданно мягко, как фланелевое одеяло, запахнувшееся вокруг нас после долгого, утомительного, но всё же захватывающего пути. Мы с Инной неспешно вернулись в номер, разговаривая о деталях прогулки, запахе хвои, соли и лёгкой печали, которая приходит вместе с осенним бризом.

— Костя, знаешь, я совсем не думала, что юг осенью может быть таким… — Инна замялась, подбирая слово, — волшебным. И почти безлюдным.

— Вот почему я и настаивал на бархатном сезоне, — я подмигнул ей и снял куртку, — никакой суеты, шумных соседей, песен под гитару до рассвета и толп на пляже. Только мы и море. И редкие остатки цивилизации.

Она села на край кровати, потянулась и посмотрела на меня с той полуулыбкой, от которой мне всегда становилось тепло.

— А знаешь, чего не хватает? — спросила она, облокотившись на подушку.

— Предполагаю: чего-нибудь холодного, шипучего и игривого? — я открыл сумку, откуда вытащил припасённую бутылку шампанского и два бокала.

— Ты читаешь мысли! — засмеялась Инна. — Я в ванну, а ты пока настраивай праздничное настроение.

Когда в ванной послышался шум воды, я расставил бокалы, достал из сумки виноград, предусмотрительно купленный на трассе, и включил тихо радиоприёмник. Сначала хрипела грузинская станция, потом нашёл какую-то спокойную волну с джазом. В этот момент вернулась Инна — в белом халате, с влажными волосами и сияющими глазами.

— Здесь так хорошо, что я начинаю забывать, зачем мы вообще ехали, — сказала она, беря бокал.

— Чтобы вспомнить, как пахнет настоящее море, — я присел рядом, касаясь её плеча. — И чтобы, если что, отдохнуть перед бурей.

Она сделала глоток и приложилась к моей щеке.

— Какая буря, Костя? Мы же на отдыхе.

— Вокруг нас слишком много случайностей. И «Волга» эта… — я на мгновение замолчал. — Но давай отложим тревоги до завтра.

Мы сели в тёплую ванну, и между нами повисло молчание, в котором не было неловкости — только доверие и близость. Тепло воды, пузыри, бокалы, звон стекла и мягкий свет ночника. Пару раз она засмеялась, когда я поддразнивал её рассказами о наших приключениях, преувеличивая опасности и приукрашивая свою храбрость.

Но в самый разгар тихого счастья что-то резануло слух — знакомый, дребезжащий звук сигнализации. Мы одновременно замерли, замерев в полувоздушной тишине ванной.

— Это не может быть ветер, — произнесла Инна, выпрямляясь.

— Ветер не открывает двери и не дёргает за ручки, — я уже вставал, вытираясь на ходу, — оставайся здесь. Я быстро.

Схватив штаны, надел их на ходу, накинул куртку и выбежал вниз. Двор был тих и пустынен, но красная «Нива» не стояла на месте где я ее оставил, и на её панели всё ещё мигал диод сигнализации. Моя хитрая уловка сработала. Обычную сигнализацию воры отключили, но она была лишь для отвода глаз. Основным контуром защиты было обычное реле времени, которое через двадцать секунд глушило мотор и снова становилось в дежурный режим. Таким образом воры не укладываясь в свой тайминг были вынуждены прекратить попытку угона.