Она вытащила из сумки непочатую пачку сигарет. Той же марки, что курила сама. Толкачёв взял и уставился на надпись «Made in U. S. A.» Заграничные!

— Но как… — начал было мужчина.

— Вам позвонить. В пять вечера. Пятница, — отчеканила женщина, которая назвала себя Мартой Бин. — Спросят про горячая вода. Вы скажете, что вода не отключать. Потом выйдете сюда. Я буду тут. Если звонок нет, то идти не надо. Тогда следущий пятница.

После этого женщина, встала, расправила невидимую складку на юбке и пошла прочь. Толкачёв заметил, что окурок она не стала выбрасывать, а затушила на ходу и спрятала в пачку.

«Во как, даже тут скрывают свои следы! Точно ЦРУ из Ленгли», — пронеслось в голове мужчины.

— Пять. Пятница. Горячая вода, — проговорил Толкачёв вполголоса, а потом вытащил из пачки сигарету.

На душе было тоскливо и в то же время радостно. Тоскливо оттого, что было страшно — как бы не попасться. А радостно оттого, что его маленькая война против СССР началась.

Он откинулся на спинку скамьи, жёсткую, ребристую, как его жизнь. Затянулся, выпустил дым из лёгких и прикрыл глаза.

После войны Толкачев поступил в Харьковский политехнический институт на факультет радиотехники. Защитив диплом, получил распределение в НПО «Фазотрон» в Москве, был хорошим специалистом, трудоголиком, быстро сделал карьеру. Даже с таким именем, у него это получилось. С насмешками, презрением, отторжением и постоянным сглатыванием обид. Но получилось!

На заводе познакомился с будущей женой Натальей Кузьминой. Ее мать София Бамдас, занимавшая должность в Наркомате лесной промышленности, была расстреляна за «контрреволюционную агитацию и диверсионно-террористическую деятельность». Отец Иван Кузьмин, главный редактор журнала, получил десять лет лагерей. Наталья воспитывалась в детском доме. Понятно, что Адольф и Наталья с детства таили обиду на советскую власть.

По странному совпадению ордер на двухкомнатную квартиру молодые получили в сталинской высотке рядом с американским посольством. И ему, возможному шпиону, не нужно далеко ездить: с кураторами он будет видеться на прогулке.

Как же всё хорошо складывается…

Через час женщина, которую потенциальный шпион Толкачёв знал под именем Марта Бин входила в здание по адресу Площадь Дзержинского дом два. В будущем её назовут Лубянкой, но пока что площадь носила фамилию Железного Феликса.

Женщина показала пропуск на входе. Прошла. Поднялась на нужный этаж. Ещё раз показала пропуск. Ответила на вопрос секретаря и уже потом вошла в кабинет председателя Комитета государственной безопасности при совете министров СССР.

Владимир Ефимович Семичастный отложил в сторону бумагу, закрыл папку, а уже потом поднял чуть покрасневшие глаза на вошедшую.

— Здравия желаю, Владимир Ефимович, — на чистейшем русском отчеканила женщина.

— Привет-привет… С чем пожаловали, Светлана? — спросил председатель.

— Объект отработан. На контакт пошёл охотно. Завербован с лёгкостью. Как вы и говорили — он сам искал встречи.

— Ну что же, ещё пара встреч. Потом переведёте его на другого куратора, — вздохнул Семичастный. — Надо же, вроде бы всё в жизни хорошо. Получает триста пятьдесят на руки, а вот поди же ты…

— Похоже, что он больше по идейным соображениям. Рад сотрудничать не за деньги, а просто потому, что хочется подгадить социалистическому строю.

— Тогда вдвойне предатель. Даже не за деньги! Вот же подлец!

Ещё один из списка, который предоставил неизвестный доброхот. И если других шпионов получилось поймать, а некоторых даже перевербовать, то вот этот шпион только готовился им стать. И поэтому надо было направить одну из лучших сотрудниц на разработку. И с этим заданием она справилась блестяще.

Теперь Адольф будет сливать информацию сотрудникам КГБ, думая, что делает это для американцев. Будет делать это до тех пор, пока не убедятся, что он работает один. А когда убедятся, то суд и приговор не заставят себя ждать. Хорошо, что его перехватили до выхода на настоящих американцев. Уж они-то такой подарок не упустили бы…

— У его жены родителей подвергли репрессии. Она с двух лет воспитывалась в детдоме. Да и сам он настрадался из-за имени Адольф.

— Мог бы сменить, а что до репрессий… В то время никому легко не приходилось. Это не повод предавать Родину! — покачал головой Семичастный.

Покачал и скривился, как будто откусил половинку лимона. Это не укрылось от зорких глаз Светланы.

— Голова болит? — участливо поинтересовалась она.

— Есть такое. Похоже, давление поднялось, — буркнул Владимир Ефимович.