Легче ножичком по горлу и в колодец… Такой вот чёрный юморок под утро на ум пришёл.

Потом утром, когда поезд, выплюнул нарушителей и вновь покатил вперёд, мы ещё раз рассказали обо всём происшедшем руководителю группы — Евгению Коротаеву. Он слушал, сидя на краешке кровати, и лицо его, обычно безмятежное и открытое, становилось всё суровее и строже. Слушал, не перебивая, лишь изредка проводя ладонью по щеке.

Лариса ушла к девушкам, которые поддерживали её ночью. Мы настояли, чтобы ей снова не пришлось слушать о произошедшем. Так хоть посидит с ними, может быть выплачет оставшийся страх.

Когда мы закончили рассказывать, Евгений молча встал, тяжело, по-медвежьи, подошёл ко мне и крепко, по-мужски, пожал руку, а потом похлопал по плечу Серёгу, стоявшему с видом заговорщика, совершившего великий подвиг.

— Спасибо, ребята. Молодцы! Вот с кого нужно брать пример, — произнёс Коротаев, и в его голосе звучала не показная официальность, а глубокая, искренняя признательность.

— Мы всего лишь сделали то, что на нашем месте должен сделать настоящий мужчина, — приосанился Сергей, и его грудь, казалось, стала на два вершка шире от этих напыщенных слов.

— Ну да, не рвануть к соседу на помощь, а остановить поезд, — опустила его с небес на грешную землю Мария Сергеевна, не отрываясь от вязания. Спица в её руках блеснула, как маленькое, ядовитое жало. — В этом он молодец. Светильник разума, чо…

— Я ещё милицию позвал! — поджал губы Сергей, явно уязвлённый тем, что его героический ореол слегка померк.

— Он молодец! — твёрдо сказал я, чувствуя необходимость восстановить справедливость. Пусть и неловко, и с перепугу, но он сделал то, до чего другим могла и не дойти мысль в пылу драки. — Всё одно в купе он не смог бы мне помочь — там слишком тесно. А так, всё правильно сделал.

Сергей кивнул мне с благодарностью, а Мария Сергеевна лишь фыркнула, но больше не возражала.

За окном уже окончательно рассвело. Ночь, чёрная и тревожная, отступила, унося с собой произошедшую неприятность. Солнце, бледное, почти осеннее, косыми лучами пробивалось сквозь запотевшее стекло, ложась на пассажиров. В его свете пылинки кружились медленным, торжественным хороводом.

— Что же, надеюсь, что дальнейший путь пройдёт без происшествий, — сказал Евгений.

— Ну да, только если я ночью в туалет не захочу, — хмыкнула Мария Сергеевна. — Только теперь я без спиц вряд ли куда пойду. Не для того маманя ягодку растила, чтобы её срывали какие-то пьяные мудаки.

Это было так неожиданно, что мы невольно прыснули, а потом расхохотались. Смеялись громко, выплёскивая смехом накопленное нервное напряжение. До конца пути ничего из ряда вон сверхъестественного не происходило.

Лариса успокоилась и к выходу в Праге даже начала улыбаться. Правда, улыбка пропала, когда на перроне послышался истошный крик:

— Русский Ваня, вали домой!

Высшие члены Политбюро собрались в большом кабинете. Пиджаки уже были расстёгнуты, узлы галстуков расслаблены. «Боржоми» в бутылках приближалось ко дну.

Собрание продолжалось уже два часа и могло продолжаться ещё столько же, а может быть и больше, когда в дверь кабинета раздался стук.

— Мы же просили не беспокоить! — резко бросил Косыгин. — Все, кто нужен — уже здесь!

— Не все, товарищ Косыгин, — неожиданно прервал его молчавший до этого Шелепин. — Одного лица нам катастрофически не хватает.

— Что вы имеете ввиду, товарищ Шелепин? — мягко спросил Подгорный.

— А сейчас сами всё узнаете! Войдите! — громко крикнул Александр Шелепин.

Дверь открылась и на пороге возник Владимир Семичастный. В руках у него белели аккуратные бумажные папки.

— Добрый день, — просто сказал Семичастный и прошёл в кабинет.

— Вас тут быть не должно! — чуть ли не выкрикнул Полянский.

— Возможно, — кивнул Шелепин. — Но Владимир Ефимович приготовил для всех подарки. И эти подарки он прямо-таки жаждет раздать.

— Что это за цирк вы тут устроили? — проговорил Громыко. — Что это, Александр?

— Сейчас все будут иметь возможность ознакомиться. Владимир Ефимович, будьте любезны, раздайте папки по адресатам.

Семичастный с холодным лицом прошелся мимо членов правительства, выкладывая перед каждым подписанную папку.

— Что это? — Суслов увидел свою фамилию на папке и хмуро уставился на Шелепина.

— Прошу каждого члена Политбюро ознакомиться с его делом, — ответил тот.

Верхушка власти зашуршала бумагой, открыла папки. Несколько секунд была тишина, люди читали то, что находилось внутри. Потом раздалось чертыханье. Крышки папок с хлопаньем закрылись. Закрылись так, чтобы сосед не смог бросить взгляд на документы внутри.