А что если кто-то из них сумел не просто адаптироваться, но и обрести власть? Создать организацию, которая контролирует перемещения во времени или по крайней мере отслеживает попаданцев?

Это объясняло бы многое. И записку. В любом случае, выбора у меня, похоже, не было.

Медленно, стараясь унять дрожь в пальцах, я взял карандаш и добавил новую строку, после Ельцина написав — «следующий».

Сложив записку вчетверо, я вложил её обратно в конверт вместе с карандашом и протянул гонцу.

— Передайте это вашему… заказчику, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Гонец кивнул, принял конверт и, не говоря ни слова, направился к своему коню. Ловко вскочив в седло, он бросил на меня последний взгляд — мне показалось, что в его глазах мелькнуло что-то вроде уважения или признания, — а затем развернул коня и скрылся в лесу так же внезапно, как и появился.

Я стоял, глядя ему вслед, ощущая, как мир вокруг меня снова меняется, как открывается новая глава в моей жизни здесь, в прошлом.

— Что это было, Егор Андреевич? — спросил Захар, подходя ближе. — Плохие вести?

Я покачал головой, не в силах объяснить ему то, что только что произошло.

— Нет, Захар, не плохие. Просто… неожиданные, — ответил я, наконец, возвращаясь в реальность. — Потом расскажу, если смогу.

Англичанин смотрел на меня с любопытством, явно чувствуя, что произошло что-то важное, но не понимая, что именно.

— What happened? — спросил он, указывая на место, где скрылся всадник.

— Just a messenger, — ответил я коротко, не желая вдаваться в подробности. — Nothing important.

Но это была ложь. Это было, возможно, самое важное послание в моей жизни. Оно означало, что я не один. Что где-то в этом времени есть ещё как минимум один человек из будущего. И он знает обо мне.

— Что будем делать с ним? — спросил Фома, кивая на англичанина. — Не бросать же его тут.

Я задумался. Действительно, что делать с Ричардом Брэмли? Оставить его здесь — значит обречь на верную гибель. Он не знает языка, не знает местных обычаев, да и бандиты могут вернуться.

— Возьмём с собой, — решил я. — Доставим в Уваровку, а там видно будет. Может, удастся отправить его в Москву с каким-нибудь обозом.

Захар кивнул, соглашаясь с моим решением. Фома с Григорием тоже не возражали, хотя по их лицам было видно, что англичанин вызывает у них смесь любопытства и настороженности.

— You come with us, — сказал я Ричарду, указывая на наших лошадей. — To my… house. Safe place.

Лицо англичанина просветлело. Он явно понял, что мы не собираемся его бросать.

— Thank you, sir, — произнёс он с искренней благодарностью. — God bless you.

Мы помогли ему подняться и усадили на лошадь позади Григория. Англичанин был слаб после своих злоключений, но держался молодцом.

Возвращаясь на дорогу, я не мог перестать думать о странном послании. Кто этот таинственный отправитель? Друг или враг? И как давно он узнал обо мне?

Эти вопросы крутились в моей голове, не давая покоя. Но одно я знал точно — теперь всё изменится. И мне нужно быть готовым к этим изменениям.

Я даже не сразу заметил, как мы добрались до Уваровки — настолько сильно был погружён в свои мысли.

Кто-то из спутников — то Фома, то Захар, то тот же англичанин — периодически обращались ко мне, но я, видать, пропускал их вопросы. Лишь иногда до меня доносились обрывки фраз, не складывавшиеся в осмысленную речь. Спустя какое-то время меня перестали докучать ими, видя, что я глубоко погружен в свои мысли.

Мы проехали по главной улице деревни. Жизнь кипела своим чередом — бабы развешивали бельё на верёвках, ребятишки гоняли кур, мужики чинили изгороди. При виде нашего отряда люди останавливались, кланялись, приветствовали. Некоторые с любопытством косились на незнакомого чужеземца в странной одежде, но вопросов вслух не задавали — знали, что всему своё время, и новости в деревне разносятся быстро.

Когда мы спешились у моего дома, я передал поводья коня Степану, который как всегда появился вовремя, словно из-под земли вырос. Он бережно принял коня, ласково поглаживая его по морде.

— Овса задайте ему побольше, — сказал я. — Дорога была долгой, устал.

— Не сомневайтесь, Егор Андреевич, — кивнул Степан. — Напоим, накормим, вычистим. Будет как новенький к утру.

Я благодарно кивнул и пошёл к дому, где на крыльце меня встречала Машенька с крынкой кваса в руках. Её русые волосы, заплетённые в толстую косу, были перевиты алой лентой, а на плечи накинут узорчатый платок, несмотря на тёплый день. Лицо её просияло, когда она увидела меня.

— Вернулся, Егорушка! — обрадовалась она, протягивая мне крынку. Её ясные глаза, смотрели с такой любовью, что все тревоги и заботы отступали на второй план.