Шрифт:
– Господи, почему вы не пришли к нам с этой историей два дня назад?
Молодой человек уклончиво протянул:
– Я не хотел ни во что впутаться.
Инспектор устало вздохнул.
Сержант принес ящик с шаблонами. Ларкин, для которого это было в новинку, наблюдал, как в тягостной черновой работе возникало лицо: широкий подбородок, тяжелые, сонные веки, толстые брови.
– Наденьте ему кепку, - велел инспектор.
Том отступил на шаг и покачал головой.
– Не тот подбородок? Дело в губах? В верхней губе?
– У него был большой шарф.
– Он не курил?
– спросил инспектор, примирившись со своею участью. Насколько он высок? Шея и подбородок были под шарфом?
– Подбородок я видел. Да, такой. Больше сказать не могу.
Вместе они рассматривали собранное лицо. Ларкин нашел, что в нем все-таки были человеческие черты. С другой стороны, Том был недоволен. Он водил руками с черными ногтями по голове и тихо шептал что-то себе под нос. Грегори ждал. Наконец он спросил:
– Можно ещё что-нибудь поправить?
– Не-е, - на этот раз движение головы было куда увереннее.
– Он не такой... Но это почти правильно. Что-то не так. Но я не знаю, что...
– Кепка и куртка? Когда такое не поможет!
– съязвил Брюс Норт, Грегори, должно быть, рвет и мечет.
– Зацепка, - голос Смата звучал укоризненно.
– Первая зацепка, которая у них появилась.
– И что они будут с ней делать? Прочесывать весь город? Если бы кто-нибудь в воскресенье огляделся, он бы увидел только куртки и куртки. И если на человеке не было теплой шапки, на нем была кепка. Холодно.
– По крайней мере, есть ещё лицо.
– Но Ларкин сказал, Том Беллинг не особенно уверен.
– И что же дальше? Крупные газеты пустят завтра большие репортажи, а мы будем хлопать ушами. Или ещё один экстренный выпуск?
– Может, Хатчет не разрешит это печатать. Все зависит от него.
Ларкин спросил Картера о его мнении.
– При таком положении дел он должен разрешить. Больше у него ничего нет.
– То есть мы опять окажемся в стороне?
– Так тоже нельзя сказать. Множество полицейских досконально изучает местность, пущены в ход собаки. Что за человек этот Беллинг?
Ларкин описал его.
– Спасибо, что ты меня избавил от него, Джим. Если он ещё раз придет, возьми его на себя. Теперь он к тебе привык.
– Я не уверен, что он ещё раз окажет нам честь. Он не слишком общителен. Но...
– Ларкин полистал блокнот, - если нам когда-нибудь понадобятся истории про охоту на убийцу, есть идеальный репортаж про то, как запутать полицию.
– Да, кстати, мне пришла в голову одна идея, - Картер повернулся к Смату.
– История с Кэйси набирает обороты. Этот идиот позвал всех сегодня вечером на собрание. Но есть намеки, что у него ничего не получится.
– И что?
– спросил Смат, полный недобрых предчувствий.
– Я говорил в клубе с Фредди. Он много всего слышит. И говорит, что многие организуют защиту независимо от Кэйси. Так что, если мне позволено выразить свое личное мнение, они не дадут сбить себя с толку каким-то благочестивым чинушам из мэрии.
Смат потер лоб.
– Этим надо заняться прямо сейчас.
– Тогда Фрэнк Петтингейл - это тот, кто тебе нужен.
Шеф репортеров громко застонал:
– И именно Петтингейл!
– Да, - Картер вопросительно взглянул на Смата, - так как я весь остаток дня буду занят с Хатчетом...
– Это может взять на себя Джим. Вы в курсе дела с Беллингом, Джим? Отлично. Может быть, вы тогда возьмете на себя всю историю? Если до четверга не произойдет ещё одного убийства, это станет главным репортажем номера. Но не спешите.
– Ни секунды покоя, Джим?
– Джесс стоял в проходе между столами и снисходительно улыбался.
Ларкин подтвердил.
– О, какой занятой человек! И как вы только выдерживаете?
Смат покосился на них и походя бросил:
– Есть такая старомодная привычка. Называется усердие в работе.
– Я тоже старательный, Смат. Вы это знаете. Дайте мне шанс показать себя. Дайте мне показать мои достоинства.
– У тебя множество шансов.
Ларкин был рад уйти на Розенс Гарден, к Френку Эдварду Петтингейлу, сторожу в парке, секретарю объединения квартиросъемщиков и вечному возмутителю спокойствия. Он прочитал в архиве все, что о том было известно, и был до известной степени подготовлен к встрече с этим сгустком опасной энергии. Петтингейл восседал в забитой вещами задней комнате типового домика, построенного в наихудшем во всем городе районе, и разговаривал по телефону.