Лоайре ухитрился отличиться и здесь.

–  Мой подарок внутри, - предупредил он, преподнося Эттрейгу обворожительной красоты наборную шкатулку.

–  Мерзавец!
– ахнул Эннеари, хватаясь за голову.

–  Почему?
– удивленно спросил Эттрейг, переведя на него взгляд.

–  А потому, что Лоайре у нас любитель шкатулок с секретом, - едва не простонал Арьен.
– Ты ее сперва попробуй, открой!

Эттрейг усмехнулся, повертел шкатулку в пальцах мгновение-другое, а потом безошибочно щелкнул по одному из нижних ее углов. Шкатулка покорно распалась на составные части, явив свое содержимое - кольцо лучника. На лице Лоайре отобразилось такое потрясение, что Лерметт с трудом удержался от смеха.

–  Тот не волк, кто в ловушках не разбирается.
– Эттрейг в четыре движения собрал шкатулку.
– У нас такие часто дарят, но эта и вправду хитрая. Спасибо, Лоайре. Такого подарка я мог ожидать только дома.

Невзначай угадавший лучше, чем надеялся, Лоайре приосанился и запоглядывал гордо на остальных эльфов, не сумевших придумать ничего интереснее, чем неувядающие цветы.

Едва только с подарками было покончено, грянула плясовая - и какая плясовая! Недаром Эттрейг предупреждал гостей, чтобы не надевали ради торжества нарретталей - ни длинных, ни коротких - ограничившись парадными майлетами. Еще бы - да разве в нарреттале подобное спляшешь? Короткие распашные плащи, застегнутые через плечо, вразлет, каблуки впристук - и пошла пляска, пошла, понеслась, завертелась снежными вихрями, рассыпалась метелью, знай только гляди, как широкие рукава флагами плещутся! И музыка... нигде, ни в одном из восьми королевств не слыхано ничего подобного. Маленькие волынки состязались с упрямыми флейтами, крохотные, в ладонь величиной, тамбуринчики гремели веселей, чем мечи в рукопашной, смычки так и летали по струнам, а пальцы лютнистов рассыпали "горсти черемухи" быстрей, чем Лерметту могло прислышаться в самых смелых мечтах. Видимое отсутствие музыкантов, поначалу удивившее Лерметта, объяснялось просто. В Эттарме на днях рождения не бывает не только покупных подарков, но и покупной музыки. Радость не покупают, ее создают - и грех доверять создание радости наемным рукам! Любой сколько-нибудь воспитанный уроженец Эттарма свободно играет хотя бы на одном музыкальном инструменте - именно что играет, а не брякает!
– а то и на двух-трех. Этого требуют правила приличия: не уметь самому творить радость непристойно, а перед пляскою все равны. То и дело один из музыкантов - иной раз и прямо посреди мелодии - откладывал свой инструмент и хлопал в ладони, и тотчас же кто-нибудь из танцующих сменял его, а недавний музыкант занимал опустевшее место в танце. От гостей, понятное дело, участия в музыке никто не требовал - но эльфов разве удержишь, если такой случай представился! Да Лерметт и сам несколько раз сменил за лютней особо отчаянных танцоров, моля в душе всех Богов, только бы ему не сбиться с мелодии - и это ему удалось. Эттрейг тоже время от времени покидал пляску - и тогда в общий хор вплетался уверенный голос лунной флейты.

Первые два танца, предписанные обычаем, хозяева праздника плясали почти что и одни - несколько сумасбродных эльфов, рискнувших к ним присоединиться, не в счет. Даже пираты, и те не отважились - а уж они-то в лихой пляске толк знали! Но ни "ветерок", ни "волчий ход" гостям были не под силу. Чтобы сплясать "ветерок", не запутавшись на восьмом, самое позднее, такте в собственных ногах, нужно как следует обучиться этому танцу - а чтобы сплясать его красиво, нужно учиться ему с малолетства... ну, или по крайности, родиться в Эттарме. А "волчий ход" - это... это и вообще не для людей танец! Глядя на скользящих размашистой поземкой танцоров, Лерметт поймал себя на том, что гадает - для скольких из них это не просто пляска, а и... впрочем, с эттармцем никогда ведь не угадаешь наверняка, действительно ли он только человек - а главное, даже если угадаешь, оно тебе все едино ни к чему.

Однако следующий танец - "двойные кольца" - был уже всеобщим. Справиться с его фигурами было не так и сложно - а если вдруг сбился, довольно поглядеть на остальных. Мужчины, положив друг другу руки на плечи, вились встречным хороводом вокруг совсем уже тесного кольца женщин до тех пор, пока в музыке не наступала перемена - по этому знаку каждый подавал руку оказавшейся напротив даме, и начинался парный танец с многочисленными поклонами, кружениями и разворотами. Когда мелодия менялась вновь, уже дамы обводили кольцом внутренний круг кавалеров и выбирали их, когда наставала пора.

–  Послушай, - спросил Арьен, оказавшийся в хороводе после очередной перемены между Лерметтом и Эттрейгом, - у вас там в Эттарме эльфов вообще любят?

–  Н-не знаю, - протянул Эттрейг, состроив наилучшую волчью улыбку оттянув верхнюю губу самым зверским образом кверху и обнажив клыки.
– Покуда не пробовали.

Эннеари в ответ расхохотался, откинув голову. Эттрейг и Лерметт присоединились к нему почти одновременно.

–  А тебе зачем?
– отсмеявшись осведомился Эттрейг.

–  Да побывать у вас охота, - признался Арьен.
– Я такой музыки в жизни не слышал! И инструменты... Хотя бы вот эта, пятиструнная, со смычком - ох, мне бы такие делать научиться!

Эттрейг тряхнул головой и выбил каблуками замысловатую дробь.

–  Странно, - с недоумением произнес Арьен, - голову в заклад ставить готов, что на гребенках наяривают, а нигде не видать.

–  Проставишься, - хладнокровно возразил Эттрейг.
– Это тамейрин.

Что такое тамейрин, Лерметту и самому было любопытно - однако спросить ни он, ни Эннеари не успели: мелодия переменилась вновь, и два кольца танцующих слились, чтобы через мгновение рассыпаться на пары. Эттрейг лихо кружил в танце Илери - эх, ну что бы музыке было перемениться двумя шагами раньше! Лерметту подала руку темноглазая суланка с милой быстрой улыбкой. Арьену не повезло куда больше - ему досталась одна из риэрнских фрейлин. Девица Арьену явно не нравилась - во всяком случае, явно для тех, кто близко знает эльфов, а уж для тех, кто близко знает Эннеари, и подавно. Наверняка Арьен не мог ни простить, ни даже забыть сцену у пруда - Лерметт, увидевший ее глазами Эннеари, и то не может. Но у эльфов о том, как вести себя с женщинами, даже и с самыми мерзкими, свое понятие имеется. Арьен держался с безупречной галантностью. Девица так и млела - не притворно, как Лерметт не раз примечал за придворными красотками, а по-настоящему. Когда ее пальцы встречались с кончиками пальцев эльфа, в глазах ее появлялось мимолетно этакое тающее выражение... что ж, ей полезно. Влюбиться в Арьена она попросту не успеет, он, как и всякий эльф, умеет вовремя повернуть дело так, чтобы дальше легкого флирта оно не зашло. У них, у эльфов, это отприродный дар. Оно и к лучшему - иначе при их красоте да ласковом обхождении девицы бы за ними сотнями хоть в огонь сигали. Нет, всякий эльф умеет пошутить да полюбезничать с женщиной так, чтобы оставить по себе не тоску по неутолимой любви, а всего лишь безобидное и ласковое, как весенний ветерок, воспоминание. Арьен тоже так умеет. Так что никаких безответных любовей и прочих трагедий не предвидится, а девице легкий флирт с эльфом пойдет только на пользу. Арьен ей понравился хоть и мимолетно, зато по-настоящему лучшего лекарства от лганья, жеманства и манерничанья покуда не придумано.

Когда настало время оставить танцы ради угощения, у плясунов подкашивались ноги, а у музыкантов заплетались пальцы. Лерметт, оказавшийся за столом подле Илери, пребывал от блаженства если и не в небесной обители, то уж в эльфийской Долине наверняка. Он мог отдаться беседе с любимой полностью, ибо сидевшая от него по правую руку Шеррин не обращала на него ровным счетом никакого внимания: рядом с ней сидел Эннеари, и уж он-то не скупился на шутки и любезности. Ее всегда бледное и печальное личико сейчас выглядело оживленным и почти хорошеньким. Лерметт никогда прежде не слыхал ее смеха - и как только Арьену удается смешить ее через два слова на третье? Впрочем, это как раз не странно - куда более удивительно, что риэрнская девица, с которой он танцевал в последнем круге, тоже смеялась его шуткам, причем без малейшей тени ревности или неприязни к адейнской принцессе. Ай да Арьен! Такое только эльфы и умеют - расточать любезности одной женщине так, чтобы и все остальные не почувствовали себя обделенными. Внимание Эннеари принадлежало одной Шеррин, словно цветок в ее руках - но приветливость его, словно аромат цветка, ласкала всех. Риэрнская красавица, сидевшая напротив Арьена, отнюдь не почитала себя обиженной - напротив, она так и подалась вперед, упиваясь прелестью его беседы совсем с другой женщиной.

Зато ее соседу справа, светловолосому риэрнцу по имени Териан - тому самому, что запугивал Шеррин возле пруда - подобная идиллия пришлась явно не по вкусу. С каждым новым словом Эннеари он все приметнее мрачнел, будто Арьен не шутки шутил, а зачитывал риэрнцу список пыток, предстоящих ему перед скорой и лютой казнью. Внезапно рука Териана скользнула к руке девушки. Лерметт думал, что Териан хочет исподтишка дернуть ее за рукав дескать, нечего тут на всяких эльфов глазеть!
– но нет: он стиснул ее руку изо всей силы. Девушка замерла. Кровь так и кинулась ей в лицо и почти сразу же отхлынула, оставив по себе неровную бледность; глаза полузакатились. Уже вскакивая с места, Лерметт ожидал услышать крик боли, но девушка только тихо, еле слышно ойкнула - о Териане это говорило многое.