– Да не бойся, не будем насиловать. Свяжем только по рукам и ногам, да и все, чтоб не рыпалась. Свяжи ее, Билли.

Наконец сквозь струи слез Чижову удалось начать что-то видеть. Но пока еще очень неявно, расплывчато. Тот, которого назвали Билли, спутывал проволокой руки и ноги Натальи Константиновны. Другой продолжал допрос:

– Ты, бабуля, знаешь про черного Дионисия?

– Да и я не знаю, миленькие!
– слезливо отвечала та.
– Что хоть это такое?

– Да икона, икона! Черный Дионисий называется. Где она у вас?

– Батюшки, не знаю никакого черного Дионисия.

– А ты, поп?

– И я не знаю такого, черного, - пробормотал отец Василий, стараясь припомнить.

– А сейчас?
– спросил верзила с лицом Ельцина и ударил отца Василия рукояткой пистолета по лысоватой голове.

– Да хоть убейте!
– отвечал священник, прокряхтев от боли.

Чижов еще раз усиленно сморгнул слезы и, выпучивая глаза, постарался оглядеть картину творящегося беззакония. Теперь только ему стало ясно, почему Ельцин и почему Билли. Один из негодяев имел на лице резиновую маску, отражающую образ всенародно избранного президента России, другой - такую же маску Клинтона. Вот какие высокопоставленные гости заявились в столь поздний час к отцу Василию Перепелкину, митрофорному протоиерею, настоятелю храма Преображения Господня в селе Радоницы: сам Борис Николаевич со своим другом, президентом США. Правда, если Ельцин соответствовал своему высокому росту, Клинтон был помельче, нежели как его показывают по телевизору. Оба были в перчатках. У Ельцина в руке пистолет, у Клинтона - нож.

Отец Василий смиренно сидел за столом. Со лба его из двух ранок стекали две тонкие струйки крови.

Слезы снова заслонили картину происходящего.

– Вы хоть поточнее объясните, какого черного Дионисия просите, - произнес Чижов и сам не узнал своего голоса. К величайшему его огорчению, голос звучал трусовато.

– Просят в райсобесе, понятно?
– отозвался «Клинтон», являя удивительные познания бытовой русской жизни.

– Это что за фрайер?
– кивнул «Ельцин» на Василия Васильевича.

– Сын мой, - отвечал отец Василий.

– А, ну коли сын, то не должен от папки отставать.
– «Ельцин» приблизился к Чижову и дважды подряд ударил его рукояткой пистолета по голове.

В сравнении с тем, что Василий Васильевич испытал от слезоточивого газа, эта боль была вполне терпимой и даже лестной - он пострадал наравне с отцом Василием.

– Ну его-то за что, кудеяры вы эдакие?
– простонал священник.

– А чтоб не чтокал, - отвечал остроумный «Клинтон».

Тем временем «Ельцин» вновь воздвигся над отцом Василием, занес над ним руку с пистолетом:

– В третий раз спрашиваю: где черный Дионисий?

– Бог ты мой… - почесал бороду батюшка.
– Уж не ту ли вы маленькую иконку имеете в виду, что мне привез… В общем, один благодетель. Ее? Как раз маленькая и черненькая такая.

– Молодец, поп, вспомнил, - похвалил «Ельцин», опуская руку.
– Которую тебе Лоханов подарил.

– Точно, Лоханов!
– обрадовался отец Василий.
– Так вам она нужна?

– Давай ее сюда, - приказал «Клинтон».

– Дак сейчас подам, Господи! А я-то, дурак, думаю: какой такой черный Дионисий? Божья Матерь с Младенцем… Да написаны как-то необычно… Глаза какие-то у них… Я ее, грешным делом, в шкаф припрятал. Господи, где же она?

Он рылся в шкафу, спешил, боясь, что разбойники опять станут бить его или Чижова.

– Дионисий… Он говорил, что не Дионисий, а из круга Дионисия. Вот теперь я вспомнил. Какой-то ученик Дионисия, Никифор Конец. Вот кто автор-то иконы. А вы спрашиваете черного Дионисия, мне и непонятно. Зря только башки нам расшибли с сыном.

– Считайте, что за веру пострадали, - сказал «Ельцин».

– Можно сказать, в борьбе с иконоборцами, - засмеялся отец Василий, будто негодяи вдруг по волшебной палочке превратились в добрых прихожан.

– Молодец, попяра, бодрости духа не теряешь, - похвалил «Ельцин».
– Может, когда и приду к тебе каяться. Нравишься.

– Вот он, ваш псевдо-Дионисий, - с удовлетворением обнаружил икону отец Василий, вытащил ее из шкафа, распеленал - она была завернута в полотенце.

Еще раз сморгнув слезы, которые все еще текли, Чижов увидел в руках батюшки небольшую и действительно черную иконку.

– Что это - «псевдо»? Ненастоящая, что ли?
– грозно прогудел из-под своей резиновой личины «Клинтон».

– Опять же поясняю, что это не сам Дионисий писал, а один из его многочисленных учеников, - терпеливо отвечал отец Василий.
– Видите, какое особенное письмо. Сразу видно - не Дионисий. Берите, коли пришли за ней. Видать, ценная. А так-то я стремлюсь у себя ценных икон не держать, чтобы не вводить в соблазн слабых мира сего, таких, как вы.

– Кончай агитацию, опиум, - усмехнулся из-под своей маски «Ельцин». Он взял из рук священника икону, разглядел ее как следует и засунул во внутренний карман куртки.
– Ну все, теперь спасибочки. Давай, друг Билл, вяжи попа. К стулу его. Руки к подлокотникам, ноги к ножкам. К вам еще кто-нибудь должен приехать?