И все же я продолжала с некоторым сомнением относиться к словам кузена.

– Ты думаешь, она примет тебя?

– О, она непременно меня примет, - спокойно ответил Чарльз.
– Моя мать всегда с завидным сарказмом отзывалась о тех симпатиях, которые бабка Хэрриет питала к молодым мужчинам, и я не вижу причин, почему бы нам не сыграть на этом ее пристрастии. А если я скажу ей, что приехал потребовать удовлетворения своих прав, то есть забрать этих самых гончих Габриэля, она по достоинству оценит подобный поступок, так как и сама всегда была твердым орешком и симпатизировала людям, которые способны постоять за себя. Слушай, если я приеду в Бейрут в воскресенье вечером, как ты посмотришь на то, чтобы назначить нашу поездку на понедельник?

– Годится. Звучит, повторяю, заманчиво, если в подобное вообще можно поверить.

– Чистая правда, точнее - почти чистая, поскольку в этой стране другой попросту не существует, - заверил меня кузен.
– Знаешь, что говорят здесь по этому поводу? Что это страна, в которой может произойти что угодно, "страна чудес"...
– Он тихо процитировал: "Люди, населяющие эту страну чудес, это люди камней и пустынь, и они наделены богатейшей фантазией, которая, однако, остается еще более сокрытой от посторонних взоров, чем даже покрытые туманом горизонты их песков и морей, а поступки их определяются указаниями Магомета и леди Хестер Стэнхоуп. Им необходимо общение со звездами, пророчествами, чудесами и прозорливым гласом своего гения".

– Откуда это?

– Ламартин <Французский писатель-романтик XVIII-XIX вв.>.

– А что, звучит, даже если окажется, что наша бабушка Хэрриет вполне в своем уме. Хочется прямо сейчас же отправиться к ней. Ну, а сейчас мне пора.
– Я глянула на часы.
– Бог мой, да ведь уже время обеда.

– Уверен, Бен хотел бы, чтобы ты осталась. Он будет с минуты на минуту. Не можешь задержаться?

– Хотелось бы, но нам завтра рано выезжать, а мне еще надо кое-что сделать.
– Я наклонилась, чтобы взять свою сумку.
– И тебе, мой милый мальчик, придется довезти меня до отеля. Мне никак не улыбается перспектива ради тебя или кого-то еще одной бродить по темным улицам Дамаска, если мне вообще удастся найти дорогу, что маловероятно. Разве что ты отдашь мне свой "порше".

– Иногда я способен пойти на риск, - сказал кузен, - а иногда нет. Я отвезу тебя. Пошли.

Идя назад, мы в полном молчании пересекли дворик. Кто-то-вероятно, тот же арабский паренек - повесил в нише у двери лампу. Это было творение времен Аладина, сделанное из серебристого металла, которое, возможно, при дневном освещении смотрелось бы довольно уродливо, но сейчас, в сумерках, исторгая из себя короткие язычки оранжевого пламени, казалось просто великолепным. На темно-синем прямоугольнике неба над двориком уже начали поблескивать сверкающие звезды. Ни единый отсвет городских огней не касался мягкого бархата небосвода; даже сейчас, зависая над переливающимся и заполненном людьми богатством дамасского оазиса, оно напоминало о пустыне и бесконечной бездне молчания, простиравшейся за последней пальмой.

Сам дворик был также погружен в тишину. Отдаленное гудение городского транспорта - не громче, чем гул морской раковины, - создавал своеобразный фон для этого спокойного безмолвия, в котором можно было различить лишь журчание фонтана. Колодец в пустыне. Где-то, у самой его поверхности, проплыла рыба и проблеск золота, выхваченный лампой, казалось, лишь подчеркивал и усиливал красоту наполненной жизнью воды. Я почти слышала, как передвигаются в ее толще тела рыб. В зарослях ветвей над крытой галереей приютилась приготовившаяся ко сну птица.

– Слышишь - дикая голубица, - голос Чарльза, совсем тихий, заставил меня подскочить на месте.
– Поэты утверждают, что она постоянно зовет своего возлюбленного: "Юсуф! Юсуф!" - пока голос ее не переходит в рыдания. Значит, в субботу вечером я звоню тебе в "Финикию" и сообщаю, когда приеду.

– Буду ждать. Остается надеяться лишь, после всего этого в Дар-Ибрагиме нас ожидают подлинные прелести "Тысячи и одной ночи". Да, кстати, тебя-то, как очаровательное создание и украшение этого мира, они могут действительно ждать, но есть ли хоть малейшее основание предполагать, что она захочет увидеть также и меня?

– Ей доставит радость встреча с тобой, - великодушно по обещал кузен. Черт побери, даже я рад был увидеть тебя.

– Боюсь, ты теряешь квалификацию, коль скоро отпускаешь в мой адрес подобные комплименты, - заметила я, направляясь с ним к выходу.

ГЛАВА 2

Адонис,

Живущий за морем, в Ливане,

Гористой той стране,

Где расцветает алый анемон.

Джеймс Элрой Флекер. Санторин

Пожалуй, я зря грешила на Чарльза, думая, что он слишком уж сгущает краски, излагая мне "легенду" Дар-Ибрагима. Выяснилось, что все так и есть на самом деле. В Бейруте мне не составило труда как следует разузнать о своей неординарной родственнице. В сущности, даже если бы я никогда не слышала о ее существовании, то и тогда мне непременно напомнили бы о ней.

Это произошло в субботу - в тот самый день, когда наша группа возвращалась в Лондон, а сама я перебралась в "Финикию", чтобы в ожидании приезда Чарльза спланировать свое свободное время. Остаток субботнего дня я посвятила приведению в порядок своей прически и кое-каким покупкам, а на воскресенье наметила заказать машину с шофером, чтобы добраться до истоков Адониса.

Я подошла к стойке портье, чтобы договориться насчет машины, и именно там случайно получила дополнительную информацию о своей бабке.