– Несправедливо, что ей приходится так много работать. Она не обидится, если я ей что-нибудь предложу? Сегодня утром я не решилась, поскольку не знала...

– Обидится?
– голос его прозвучал чуть резковато.
– Араба нельзя обидеть деньгами.

– Весьма разумно, - заметила я, накладывая себе на тарелку кефту аппетитные мясные шарики, лежащие на горке риса.
– Скажите, этот водопад, который я видела сегодня у истоков Нахр-эс-Салька, имеет какое-то отношение к тому культу Адониса, о котором вы мне рассказывали?

– Не совсем, хотя неподалеку отсюда есть местечко, которое считалось своего рода дополнением к храму Венеры в Афке. Чтобы увидеть его, надо подняться по склону... так? Впрочем, специально ради него туда ходить вряд ли имеет смысл...

Остаток ленча прошел вполне нормально; разговор к моему облегчению касался в основном нейтральных тем. Мне не хотелось слишком уж активно эксплуатировать свои способности к обману, да и недавняя беседа с Чарльзом была слишком свежа в памяти. Лучше избегать дальнейших дискуссий на семейные темы, и потому я не особенно настаивала на повторной встрече с Хэрриет. Мне показалось, что в этом наши с Лесманом интересы совпадают. Как только трапеза подошла к концу, он поднялся. Если я не возражаю?.. У него есть неотложные дела... Если я смогу извинить его?..

Разумеется, извинение было получено, пожалуй, даже слишком поспешно.

Я сказала, что посижу с книгой в саду - там так тепло и приятно-дремотно, - а заодно чуть покемарю. А можно мне будет потом немного побродить по дворцу? Нет, разумеется, в покои принца я и шагу не ступлю, а вот в другие места?.. Здесь так все интересно... увижу ли когда-нибудь еще что-либо подобное... ну конечно, мне и в голову не взбредет побеспокоить Хэрриет... да и вообще я не вижу никакой причины говорить ей об этом... Разговор завершился на общей ноте сдержанного облегчения. Когда он ушел, прихватив с собой поднос, я взяла с кресла у окна несколько подушек и вышла с ними в сад, где устроилась у края бассейна в тени тамариска.

Меня окутала тишина. Деревья стояли не шелохнувшись, вода походила на ровное, блестящее стекло, цветы от жары поникли. Рядом со мной на камне неподвижно спала ящерка, которая не шелохнулась, даже когда неподалеку опустилась перепелка, подняв трепещущими крыльями клубы пыли. Стоявший на разбитом мостике павлин нерешительно распустил свой нарядный хвост, хотя подруга не обращала на него ни малейшего внимания. В украшавших крытую галерею зарослях ярко-красных цветов заливалась птичка, и я сразу узнала в ней царя минувшей ночи - соловья. Мне показалось, что сейчас его голос звучал уже не так, как в минуты предвкушения надвигающейся грозы и света звезд. Затянули свои песни и вьюрки с дикими голубями, отчего соловей, издав какой-то похожий на зевок звук, решил ретироваться. Впрочем, я не упрекала его за это, поскольку тоже уснула.

Прошло, наверное, около часа, когда я открыла глаза, и мне показалось, что томительная жара заполнила все пространство вокруг. Не было слышно ни звука. Когда я поднималась с подушек, ящерка быстро скользнула в сторону и исчезла, хотя перепелка даже не шелохнулась, продолжая все так же прятать голову под крылом.

Я отправилась изучать дворец.

Едва ли целесообразно описывать в деталях все мои послеполуденные передвижения. Я всерьез не надеялась, что какая-то из наружных дверей будет открываться прямо на женскую половину, однако потерна располагалась определенно сзади, а поскольку территория гарема со всеми ее комнатами и громадным садом тянулась вдоль тыльной стороны дворца, мои поиски должны были, очевидно, начинаться именно здесь. Иными словами, потерна таилась где-то среди деревьев у юго-восточного угла строения.

Выглянув из окна своей спальни, я увидела верхушки деревьев, выступающих из-за угла. Их кроны достигали моего подоконника. В сущности, гарем возвышался над плато на один-два этажа, и потерна должна открываться в какой-нибудь коридор, проходивший под ним, или в основание лестничного пролета.

Поиски вдоль восточной крытой галереи и в глубине углового хаммама убедили меня в том, что там нет ни лестницы, ни двери, которая могла бы к ней вести, а потому спустя некоторое время я покинула гарем и решила обследовать вереницу грязных дворцовых построек.

Я убедилась в том, что на самом деле дворец оказался не таких необъятных размеров, как могло показаться вначале. И все же в нем обнаружилось столько потайных лесенок, узких темных коридоров, маленьких комнатенок, наугад выходящих одна в другую, многие из которых были наполовину погружены в темноту и завалены мусором и древним хламом, что вскоре я окончательно утратила всякое представление о направлении своих поисков и брела почти наугад. Всякий раз, проходя мимо окна, я выглядывала наружу, чтобы определить свое местонахождение, однако во многие комнаты свет проникал лишь через отверстие в потолке или узкие оконца, выходившие в коридор.

То там, то здесь попадались окна, из которых открывалась панорама окрестных мест; в одном из маленьких двориков располагалась открытая галерея, выходившая прямо на ущелье Адониса, откуда можно было полюбоваться чудесным видом маячивших в отдалении снежных вершин, и обрывавшаяся прямо в протекавшую внизу реку. Мне запомнилось одно окно на первом этаже, которое выходило на север, к деревне, и располагалось в конце темного коридора; однако оно было зарешечено и по бокам от него находились две тяжелые двери с встроенными в них решетками - я без труда догадалась, что за ними находились своеобразные тюремные камеры.