Стюарт Мэри
Шрифт:
Проблуждав так почти два часа, перепачкав руки в саже, а туфли в пыли, я так и не приблизилась ни к той самой двери, которая могла служить потерной, ни к лестнице, которая могла бы привести меня к ней. По пути я, правда, неоднократно натыкалась на запертые двери. Наиболее подозрительной из них мне показалась та, которая находилась на восточной стороне майдана высокая дверь с зарешеченным вентиляционным отверстием. Однако когда я подошла к ней (в послеполуденное время вся жизнь во дворце, похоже, замирала) и бросила быстрый взгляд внутрь, то не увидела ничего, кроме одного-двух метров грубого булыжного покрытия, ведущего в темноту, но ни уровень его расположения, ни направление меня явно не устраивали. Притом ни малейшего намека на лестницу, да и заперта она была, похоже, основательно.
Разумеется, по пути мне попадалась масса лестниц, однако все они вели черт-те знает куда, чаще всего наугад перескакивали с одного уровня на другой, и я ни разу не наткнулась на то, что можно было с достаточным основанием назвать цокольным этажом или полуподвалом. Самый длинный лестничный проем насчитывал всего двенадцать ступеней и выходил на галерею, окружавшую нечто вроде гулкой палаты, размерами походившей на танцзал, с ласточкиными гнездами под крышей и незастекленными оконными арками, сквозь которые внутрь тянулись ветви, усеянные крупными красными цветами.
Вдоль галереи на уровне колена располагались оконные пролеты, которые освещали две длинные стороны палаты, причем один их ряд выходил на юг, а другой внутрь, пропуская свет в коридор, который без них пребывал бы в полной темноте. Через наружные арки в помещение прорывались пересекавшие его по диагонали полосы жаркого солнечного света, а вокруг них свисали вялые и неподвижные стебли красноватых цветов. Плеск воды, доносившийся сюда из ущелья, казался чем-то похожим на слабый шелест.
Без четверти пять я подошла к затененной внутренней стороне галереи и устало опустилась на широкий подоконник, чтобы немного передохнуть. Либо потерна была не чем иным, как плодом нашей фантазии, либо она находилась в недосягаемости от меня, скрытая за одной из запертых дверей. Мои поиски носили весьма поверхностный характер, однако дальше продолжать их я не решилась, поскольку весьма реалистически оценивала свои шансы на успех. Значит, придется Чарльзу карабкаться на стену. Впрочем (подумала я, раздраженно смахивая пыль с брюк), и поделом ему.
И все же в одном отношении мне определенно повезло: за все это время я не встретила ни единой живой души, хотя, проходя мимо многочисленных окон, старалась поддерживать у потенциального наблюдателя впечатление о праздности и бесцельности моих блужданий по дворцу. Несколько раз я задавалась вопросом, заперты ли сейчас собаки и достаточно ли для них того, что однажды они уже видели меня в обществе Лесмана, и потому ко мне можно проявлять максимум дружелюбия. Впрочем, особенно беспокоиться на этот счет не стоило ни одной собаки я так и не увидела. Если они и сейчас были заперты в маленьком дворике, то ничем не выдавали своего присутствия. Скорее всего их тоже сморил послеполуденный сон.
Из этого мирного состояния меня вывел звук двери, открываемой где-то подо мной, в дальнем конце коридора. Значит, сиеста окончилась, дворец пробуждается. Я решила вернуться к себе - на тот случай, если кому-то вздумается принести мне чаю.
Легкие шаги по каменному полу, проблеск багрового шелка. Халида остановилась в дверях, затем оглянулась, чтобы обменяться с кем-то парой слов - человек этот все еще находился в темноте. Изящные коричневые пальцы девушки вяло перебирали позолоченный поясок, украшавший талию. Она решила избавиться от своего рабочего наряда и сейчас облачилась в пурпур, с бледно-зеленой вышивкой, и позолоченные босоножки на высоких каблуках с носками, украшенными резным персидским узором. Птичка снова распустила свои перышки, краше, чем прежде.
В данном случае - определенно для мужчины, поскольку в ответ ей из комнаты послышался голос Лесмана, который также подошел к двери. На нем была длинная шелковая арабская рубаха, расстегнутая до пояса, ноги - босые. Вид у него был такой, словно он только что проснулся.
Время для каких-либо незамедлительных действий было явно упущено, и поэтому я стояла, не шелохнувшись.
Девушка сказала еще что-то, рассмеялась, потом он привлек ее к себе и, все так же пребывая в полудреме, что-то прошептал ей в волосы.
Я резко отпрянула от окна в надежде, что, увлеченные друг другом, они не поднимут глаз и не заметят меня. Но в этот самый момент послышался звук, ставший мне уже знакомым, но в сонном безмолвии дворца показавшийся почти оглушительным, буквально пригвоздивший меня к подоконнику. Это был звук колокольчика, донесшийся из дивана принца. И вслед за ним, естественно, оглушительный лай собак.
Я не знала, что за этим последует - возможно, какая-то реакция со стороны Халиды, подобная тому испугу, который она выказала прошлой ночью; и уж конечно поспешный отклик на этот надменный вызов. Однако ничего подобного не произошло. Оба подняли головы, но не сделали ни шага, взгляд у Халиды (как мне показалось) стал чуть удивленным, она вопросительно посмотрела на Лесмана. Он что-то коротко сказал, и она снова рассмеялась. Потом послышался перемежаемый смехом поток арабской речи уже с ее стороны - теперь и он рассмеялся. Собачий лай смолк, снова воцарилась тишина. Лесман легонько оттолкнул девушку, словно говоря жестом руки и кивком головы: "Лучше тебе идти", - и она, все так же смеясь, подняла руку, чтобы откинуть со лба спутанную прядь волос, поцеловала его и ушла, впрочем, особо не спеша.
Я не сделала даже попытки пошевельнуться и лишь глядела ей вслед. И впервые за все то время, что прошло после фантастического предложения Чарльза тайком проникнуть во дворец, я всем сердцем порадовалась этой идее. Сейчас мне просто не терпелось поскорее сообщить кузену об увиденном.
На пальце Халиды красовался рубиновый перстень Хэрриет.
В этом не было никаких сомнений. Когда она подняла руку, чтобы дотронуться до волос Лесмана, свет, исходивший из невидимого мне источника у него за спиной, скользнул по драгоценному камню. А она тем временем смеялась, слыша звон колокольчика, и ушла - явно не спеша.