Стюарт Мэри
Шрифт:
Завершалась записка словами: "Я не сказал ей, что вы вернулись. Мне кажется, сейчас неподходящий момент. Уверен, вы меня поймете".
Мне показалось, что я его очень хорошо поняла. Я убрала записку в сумочку и с отвращением посмотрела на бутылку арака. Сейчас я многое бы отдала за чашку чая.
***
Он пришел, как и обещал, задержавшись, правда, на полчаса, чтобы поболтать перед сном, а где-то в половине одиннадцатого удалился, прихватив с собой поднос. Через несколько минут раздался яростный звон колокольчика Хэрриет, и где-то во дворе хлопнула дверь. Затем наступила тишина. Я загасила лампу, немного подождала, пока глаза привыкнут к темноте, открыла дверь и вышла в сад.
Ночь выдалась теплой и ароматной; небо было темное, залитое той ясной чернотой, которая, как принято считать, заполняет межзвездное пространство. Висевшие в нем гроздья звезд чем-то напоминали крупные маргаритки; сбоку притулился полумесяц. Временами его лучи отсвечивали от гладкой поверхности озера. Пара соловьев заливалась в некоем диком ангельском контрапункте, к которому временами со стороны воды примешивалось вульгарное кваканье лягушек. Я едва не наступила на спящую паву - она опрометью кинулась у меня из-под ног, оглашая тишину громкими протестующими криками, и скрылась между колоннами, потревожив, однако, пару каменных куропаток, которые, в свою очередь, взорвались донесшимся из кустов пронзительным ворчаньем. Несколько лягушек плюхнулись в воду, издав громкие хлопки, похожие на звук открываемого шампанского.
Все это, вместе взятое, наделало немало шума, и когда я добралась до запертого на ставни окна, то почувствовала, как напряглись струны моих нервов в ожидании, когда же собачий лай дополнит всю эту какофонию. Однако животные почему-то молчали. Я выждала еще пару минут, после чего занялась окном.
Под натиском кинжала винты легко поддались, и я сняла доску.
Я все еще опасалась, что ставни могут быть закреплены еще каким-нибудь образом, однако, когда я потянула на себя правую створку, та колыхнулась и затем полностью распахнулась, издав ржавыми петлями пронзительный скрип, который, как мне показалось, наполнил ночную тишину. Я беззаботно подтянула ее к стене и стала напряженно ждать. Ничего, ни малейшего шороха, даже соловьи смолкли, очевидно шокированные моим шумом.
Тем лучше. Я открыла вторую створку и выглянула.
Я действительно смогла выглянуть, поскольку правильно определила возможную причину наличия ставней. Если не считать торчавших из камня коротеньких, насквозь проржавевших пеньков железа, решетка на окне отсутствовала. Я перегнулась через подоконник и принялась всматриваться в темноту.
Окно располагалось метрах в десяти над землей, и прямо под ним проходила тропинка, огибавшая северную сторону дворца. Дальше за тропой каменистая почва переходила в мягкую насыпь, поросшую кустарником, чахлыми деревцами и несколькими тонкими тополями, приютившимися у самого края обрыва Нахрос-Салька. Левее я осмотрела довольно крупную рощу платанов, закрывавшую собой верхнюю часть тропинки, которая вела от скалы к броду.
Рядом со стеной не росло практически ничего, за исключением разве лишь хлипких, явно непригодных для лазанья топольков; не было на стенах и никаких ползучих растений. Однако, возможно, Чарльз оказался прав, и полуразвалившийся камень строения вполне мог бы стать его союзником. В слабом свете луны я почти ничего не могла разобрать, однако какие-то предметы все же примешивались, ломали ровную линию кирпичной кладки, явно указывая на то, что корни каких-то растений все же вцепились в щели между камнями, и какой бы отвесной стена ни казалась, на самом деле она была достаточно неровной, чтобы стать вполне надежной опорой для ловкого скалолаза.
Что ж, теперь дело было за моим кузеном. Я напрягла взгляд, пытаясь заметить хоть какое-то движение, а возможно и короткую вспышку фонаря, но так ничего и не увидела. За близлежащими силуэтами деревьев стояла сплошная темнота, обширный и спокойный мрак, в котором смутно маячили еще более черные контуры, но глазу было не за что уцепиться, кроме цепочки огоньков Деревни и отдаленного мерцания снежных вершин, озаряемых молодой луной.
"Значит, - подумала я, - ему придется взобраться на скалу у истоков Нахр-эс-Салька при свете луны или фонаря"; но даже это восхождение казалось мне пустячной забавой в сравнении с предстоящим подъемом по простиравшейся подо мной отвесной стене, где ему вообще, похоже, нельзя будет зажечь фонарь. Неожиданно я подумала, что, может, в той же "барахолке", где я нашла кинжал, отыщется и веревка; в крайнем случае, надо будет поискать ее во дворце. Если так, то ее можно будет привязать к выступающей из стены решетке - на вид она казалась достаточно прочной и должна была выдержать. Я вывесила за окно край своего белого полотенца - знак, что путь свободен, - и снова поспешила к галерее.
В кустах у основания полуразрушенного мостика мне почудилось какое-то движение. Это был определенно не павлин: что-то более крупное, да и двигалось оно явно целенаправленно. Я застыла на месте, внезапно почувствовав, как лихорадочно бьется в груди сердце. Существо передвигалось сквозь густые заросли, за ним тянулся шлейф из тысячи запахов, острых и пронзительных, как аромат специй. Затем оно вступило в полосу лунного света и остановилось, в упор глядя на меня.
Это была одна из собак - гончая. Почти тотчас же я услышала похожий на шлепок звук, за которым последовало быстрое царапанье когтей по камню, после чего еще одна собака кинулась вдоль края озера в мою сторону.
Я продолжала стоять не шевелясь. Пожалуй, в первый момент мне даже не пришла в голову мысль о том, что собаки могут быть опасны; единственное, о чем я подумала, что вместе с ними по саду идет Лесман. Меня испугало то, что он заметит мое "сигнальное окно" с импровизированным флагом "Путь свободен", по знаку которого Чарльз мог начинать подъем...
Вторая собака остановилась рядом с первой, и обе застыли, стоя плечом к плечу - напряженные, с высоко поднятыми головами и настороженными ушами. Они показались мне очень большими и резвыми, и их положение полностью отрезало мне путь назад к спальне. Что за дело было мне сейчас до Чарльза - многое бы я дала лишь за то, чтобы услышать шаги Лесмана и его обращенный к собакам окрик.