Однако все вокруг оставалось неподвижным - очевидно, псы самостоятельно патрулировали сад. Меня посетила мимолетная мысль: "Как же они оказались в саду?" Скорее всего Лесман, уходя от меня с подносом, забыл запереть дверь, а я, как последняя дура, не проверила ее. Разумеется, если собаки поднимут лай, то Чарльз услышит его и таким образом будет предупрежден. Если же они накинутся на меня, то я подниму крик, призывая на помощь Лесмана...

Единственное, что мне оставалось, - это стоять и смотреть на собак. Лунный свет падал им в глаза, отражаясь подрагивающим блеском. Уши были нацелены ввысь, в облике длинных узких голов проступало что-то хищное, лисье.

– Хо-ро-ошие собачки, - фальшивым голосом пролепетала я, через силу протягивая руку.

Возникла гнетущая пауза. Затем одна из них, та, что покрупнее, неожиданно стала легонько подвывать, уши ее упали. В состоянии остолбенелого облегчения я заметила, что ее мохнатый хвост начал чуть вилять из стороны в сторону. Ее более миниатюрная спутница словно этого и дожидалась: уши сдвинулись назад, голова опустилась, и она, помахивая хвостом, медленно двинулась в мою сторону.

Спад напряжения странным образом подкосил мои ноги, я опустилась на край каменной кадки с душистым табаком и сдавленно проговорила:

– Хорошая собачка, о, хорошая собачка! Ну, иди сюда, иди, и ради Бога, не шуми, не шуми... Черт, как их кличут-то? Супи? Соупи? Нет, как-то не так!..
– Софи, вот как, и еще Стар.
– Стар!
– позвала я.
– Софи! Ну, иди сюда, иди... вот, молодец... Только тихо, ушастик, тихо, милый мой идиотик... А на ноги наступать не надо!.. Ну и ужасный же ты пес, мокрый весь...

Гончие, похоже, были вне себя от радости. Мы устроили довольно-таки неловкую, мокрую, но относительно спокойную свалку. Убедившись в том, что они ведут себя совершенно беззлобно, я поднялась на ноги, нащупала ошейники, намереваясь увести их, чтобы освободить путь Чарльзу.

– Ну, ребята, пошли. Давайте, пора делом заниматься, чертенята. С минуты на минуту здесь появится грабитель, и я не хочу, чтобы вы болтались поблизости.

И в этот самый момент прямо из-под северной стены до меня донесся сигнал Чарльза - резкий сдвоенный лай горной лисицы.

Салюки, конечно же, тоже услышали его. Головы их поднялись, и я почувствовала, как та, что побольше, напряглась. Однако звук, похоже, показался им неубедительным, а возможно и ненатуральным, поскольку, когда я снова ухватила их за ошейники, бормоча что-то ласковое, они позволили отвести себя к дверям.

Собаки были настолько крупные, что мне даже не пришлось нагибаться, пока я торопливо шла по дорожке, держа каждую за ошейник. Я действительно спешила, однако из дальнего конца сада до них, похоже, доносились какие-то звуки, причем настолько интригующие, что они, туго натянув ошейники, постоянно оглядывались. Откуда-то из глубин их глоток доносилось слабое урчание, и я всерьез опасалась, что оно в любой момент может перерасти в оглушительный лай. Однако его не последовало, и я наконец благополучно подвела их к калитке, чтобы тут же обнаружить, что она заперта на засов.

У меня не оставалось времени на раздумья насчет того, каким образом им удалось выбраться в сад; скорее всего в старых стенах зияла добрая дюжина проломов, которые были прекрасно им известны. Сейчас все мои помыслы сосредоточились на том, как бы поскорее загнать их обратно. Непростое это было занятие - удерживать оба ошейника и одновременно отпирать дверцу, однако в конце концов мне это удалось и, легонько шлепнув собак на прощание, я затолкала их внутрь, плотно затворила калитку и накинула щеколду.

На мгновение все вокруг снова стихло. Звуки в противоположном конце сада смолкли, хотя, напрягши зрение, я все же различила в почти полной темноте какое-то движение. Спустя несколько секунд послышались осторожные шаги. Значит, Чарльз был уже внутри.

Я собралась шагнуть ему навстречу, но в этот самый момент к ужасу своему услышала, как собаки за калиткой снова стали подвывать и тявкать; звук скребущих по дереву когтей походил на отдаленный цокот лошадиных копыт. Однако они по-прежнему вели себя дружелюбно; складывалось впечатление, что даже проникший снаружи взломщик вызывал у них приветливую и гостеприимную реакцию.

Теперь я уже довольно отчетливо видела этого человека, быстро шагающего вдоль ряда колонн восточной галереи.

Я бросилась ему навстречу:

– Мне очень жаль, это все собаки, проклятые собаки! Они каким-то образом выбрались наружу и подняли шум. Не знаю даже, что с ними делать!

И тут же резко осеклась. Темный силуэт приближался ко мне.

– Нет, это мне ужасно неловко перед вами, - раздался голос.
– Они напугали вас? Этот идиот Джасем оставил калитку открытой, вот они и выбрались наружу.