На этот раз они оставили в комнате свет. В стенной нише высилась трехрожковая лампа, фитили которой испускали чуть подрагивающее пламя. Рядом с кроватью стояли кувшин с водой и стакан. Я сделала глоток и почувствовала, словно мой рот кто-то долго чистил и оттирал наждачной бумагой, потом свесила ноги с кровати и коснулась ими пола.

Почувствовав прикосновение прохладной тверди, я поняла: это уже кое-что. На какие-то резкие движения я пока не решалась, например, побаивалась встать на ноги и потому просто продолжала сидеть обхватив голову руками, опустив ее на грудь и лишь глазам позволив медленно и очень осторожно скользить по проступавшим в струившемся свете предметам.

Комната оказалась гораздо больших размеров, чем я предполагала, и ее дальние границы сейчас утопали в тени. За наваленной в кучу поломанной мебелью, половиками, подстилками и конской упряжью, которые были видны и из коридора, я увидела, что помещение заставлено рядами деревянных ящиков, картонных коробок и маленьких канистр. Некоторые из них, как я смекнула, скорее всего действительно содержали в себе обозначенные на надписях продукты (как правило, растительное масло) и служили как бы для маскировки остальных. Но если хотя бы часть всего этого "остального" была заполнена гашишем, опиумом и прочими аналогичными "продуктами", то это помещение по своей стоимости многократно перекрывало сокровища пещеры Аладдина. Я вспомнила упомянутые Хамидом овечьи "орешки", однако сей час мне было уже не до смеха.

На ближних от меня коробках отчетливо и ярко проступало изображение бегущей собаки, сопровождаемое аккуратным, хотя и не лишенным грамматической ошибки трафаретным предупреждением: "Высшее качество. Опасайтесь подделки". Это как бы ставило на место последний фрагмент головоломки, отчего лаконичный рассказ Грэфтона, несмотря на все его недомолвки и паузы, приобретал окончательную ясность и четкость. Гашиш, тайно выращиваемый в высокогорных районах Ливана, Лесман, присматривающий за урожаем, поддерживающий контакты с крестьянами или организующий его поэтапную доставку - возможно, как раз одного из таких курьеров мы и видели с Чарльзом, когда он подходил ко дворцу с тыла. Какое-то время Дар-Ибрагим использовался в качестве форпоста всей этой гнусной торговли, а возможно, был им и задолго до того, как в нем поселилась старая дама.

Здание прекрасно отвечало этим целям, а кроме того являлось великолепным убежищем для людей типа Грэфтона - уединенная крепость в горах, управляемая волевой старухой, которая отказывается принимать посетителей и которая, подобно своему прообразу, леди Хэстер, пару раз сама преступала черту закона и потому не возражала, когда это делали другие, тем более ее "друзья".

Я не могла поверить в то, что моя бабка стала бы укрывать Грэфтона, знай она истинную правду о его занятии, однако его история, по-видимому, вполне правдоподобна, равно как и те объяснения, которые он и Лесман давали по поводу "экспериментов", проводимых ими в подземных кладовых.

Теперь со всей своей трогательной ясностью проступила и та роль, которую во всем этом деле играл Лесман Начал он, скорее всего, с выполнения вполне невинных поручений, к тому же поощряемый заверениями не отличающегося особой щепетильностью Грэфтона насчет того, что, мол, одна-другая "сигарета" не причинят ему особого вреда. Потом он уже крепко сидел на крючке, нуждаясь во все более сильных наркотиках и тем самым попав в полную зависимость от доктора, все поручения которого он стал выполнять безропотно и безоговорочно. И жертвой всей этой затеи стала отнюдь не моя двоюродная бабка Хэрриет - с учетом того, что мне стало известно, я пришла к убеждению, что Грэфтон никогда бы не пожелал ей смерти, - а именно Джон Лесман.

Кроме того, я очень серьезно опасалась, что в скором времени могут появиться две новые жертвы. Грэфтон не уставал повторять, что не намерен причинить ни мне, ни Чарльзу ни малейшего вреда, однако в делах, связанных с наркотиками, людей, если они попадали в западню, лишали жизни за суммы, гораздо меньшие, чем те, которые можно было бы назвать целым состоянием. Приходилось учитывать и то, что над Грэфтоном - с учетом его турецкого гражданства - постоянно висел дамоклов меч смертной казни. Едва ли у него оставались какие-то иллюзии на тот счет, что и мы с Чарльзом при первой же возможности немедленно предадим огласке ставшие известными нам факты. Несмотря на все это, он с пугающей простотой и беззаботностью продолжал посвящать и меня, и, по-видимому, моего кузена во все детали своего гнусного промысла. Не знаю, успел ли он прийти к такой мысли или нет, однако получалось, что для спасения собственной шкуры ему просто необходимо убить нас обоих...

Дверь, похоже, была очень толстой, поскольку со стороны коридора до меня не доносилось ни звука. Неожиданно она быстро распахнулась, и я увидела стоящую на пороге Халиду с неизменным подносом в руках. Рядом с ней никого не было и все манипуляции с дверью девушке приходилось осуществлять одной рукой, тогда как другая была занята подносом. Похоже, наши похитители не испытывали особых беспокойств по поводу моего возможного бегства, видимо уповая на силу одуряющего зелья.

Сейчас Халида стояла, подперев дверь плечом и взирая на меня все с тем же презрением и враждебностью:

– А, проснулись... Вот ваша еда. И не думайте, что можете оттолкнуть меня и бежать. Отсюда только один путь - к заднему выходу, а он на сей раз заперт, ключа в замке нет, в наружном дворе находится Джасем, а мужчины сидят в комнате леди.

Я угрюмо глянула на нее:

– Знали бы вы, как нелепо звучит все это по-английски.

– Quoi? <Что? (фр.)>.

– Нет, так, ничего.
– Столкнувшись с ее поблескивающим изяществом - на ней снова было зеленое шелковое платье, - я почувствовала себя ужасно, одновременно подумав о том, что повторный ход с ванной не принесет желаемых результатов.