Я не предпринимала ни малейшей попытки встать с кровати и лишь наблюдала за тем, как она грациозно прошла от двери, а потом настолько резко опустила поднос на ящик, что стоящая на нем посуда угрожающе загромыхала.

– Халида...

– Да?

– Я полагаю, вам известно, что они - мужчины то есть - делают и чего хотят, заперев меня и моего кузена в этом подвале?

– О да, Джон...
– она произнесла это имя так, словно говорила об особе королевских кровей, - обо всем мне рассказывает.

– Тем лучше. Стало быть, вы знаете, какое наказание в этих краях грозит за изготовление наркотиков?

– Quoi?

– Да, даже в этом грязном закоулке Богом забытой земли. Даже в Бейруте. Разве Джон не сказал, что полиция сделает с вами, а заодно и с вашим братом, когда обнаружит, что происходит в Дар-Ибрагиме?

– О да, - она улыбнулась.
– Это всем известно. Здесь, в Ливане, этим все занимаются. За много лет до того как приехал доктор, брат привозил с гор гашиш. Перевозкой занимаются только смелые мужчины.

Я поняла: вряд ли следует рассчитывать на то, что этот примитивный разум усмотрит в подобных действиях нечто большее, нежели своеобразное проявление храбрости в стиле Робин Гуда. Для крестьян гашиш означал лишь удовольствие и деньги, и если неразумное правительство запрещает выращивать его для личного потребления, то значит, правительство надо обмануть. Все очень просто. Типичный образчик мышления, который в более сложных общественных структурах приводил к выводу, что распоряжения властей насчет необходимости уплаты налогов и соблюдения правил уличного движения делаются для их нарушения.

– Но вы не бойтесь, - презрительно проговорила девушка, - думаю, они не собираются вас убивать.

– Я и не боюсь, - проговорила я, стараясь как можно спокойнее выдержать ее насмешливый взгляд.
– А вот вам, Халида, следовало бы. Знаете, мне кажется, вы не до конца осознаете, что здесь происходит, да и Джон тоже, пожалуй, не вполне понимает, во что ввязался. Ведь речь идет не просто о том, что вы и ваши друзья время от времени позволяете себе выкурить сигаретку, а ваш брат, пробираясь к морю, изредка устраивает перестрелку с местной полицией. Речь идет не об этом. Это - уже крупный бизнес, и правительство любой нормальной страны решительно пытается положить ему конец. Вы в самом деле надеетесь на то, что, когда все это перевезут в другое место, а ваш Джои получит свою долю, вам удастся выпутаться и скрыться? Ну и куда же вы намереваетесь направиться? Естественно не в Сирию - вас там сразу же схватят. И не в Турцию - там за это полагается смертная казнь. То же самое можно сказать про Египет и Иран. Поверьте, Халида, в этом деле для вас с Джоном нет будущего. И не надейтесь на то, что он сможет увезти вас в Англию, как только мы с кузеном откроем рот, вас там тотчас же арестуют.

– Как знать, может, вы еще долго отсюда не выберетесь.

– Глупости. Вам не хуже меня известно, что с минуты на минуту дамасская полиция кинется разыскивать нас и, естественно, первым делом они обратят свой взор именно на Дар-Ибрагим. Доктору Грэфтону еще повезет, если он вообще сможет вывезти отсюда свой товар.

– Он сможет его вывезти. Вы, похоже, не отдаете себе отчета в том, сколько сейчас времени, какой день недели. Сейчас почти полночь, среда. Караван уже в пути. К рассвету здесь ничего не останется.

– Что ж... пожалуй, - медленно проговорила я.

Я и действительно потеряла счет времени, прикоснувшись ладонью ко лбу, я прижала запястья к вискам, словно намереваясь подобным образом прояснить собственные мысли. Голова, по крайней мере, уже не болела:

– Послушайте, Халида, послушайте, что я вам сейчас скажу. И не надо так смотреть на меня, не собираюсь я ни о чем вас просить. Просто хочу кое-что предложить: вам и Джону Лесману, потому что он всего лишь слабый и глупый человек, а у вас попросту не было возможности разобраться во всем этом деле. Так вот, моя семья - семья моего кузена - очень богата; мы, что называется, важные люди. Возможно, я не смогу предложить вам тех денег, которые вы рассчитываете получить от Грэфтона за эту операцию, однако я способна оказать вам помощь, которая, поверьте мне, вам обязательно понадобится. Я не знаю ваших законов, но если вы сейчас позволите мне и моему кузену выбраться отсюда, а потом вместе с Лесманом согласитесь дать показания против Грэфтона и полиции удастся задержать этот караван с наркотиками, я думаю, они не станут преследовать ни вас, ни вашего брата, ни даже Джона.

Говоря это, я наблюдала за выражением ее лица, однако девушка стояла спиной к лампе и мне не было видно, доходит ли до нее смысл моих слов. Я колебалась. Разумеется, абсолютно бесполезным было бы заводить с ней разговор о проблемах добра и зла или о том, что я имею какой-то иной интерес, помимо сугубо личного, в задержании этого каравана. Поэтому я лишь добавила спокойным тоном:

– Не знаю, может ли ваше правительство выплатить награду за такую информацию, но в любом случае моя семья даст вам много денег.

– Ты!
– Пылающее презрение, прозвучавшее в ее голосе, было красноречивее любых слов.
– Я не хочу тебя даже слушать! Хватит болтать о полиции, правительстве и всяких там законах. Ты всего лишь глупая женщина, слишком глупая, чтобы заполучить мужчину. Да кто ты такая?
– Она плюнула мне под ноги.

Большего мне и не требовалось. Я почувствовала, как в голове все самым чудесным образом прояснилось, а в кровь стал активно поступать адреналин. Я рассмеялась:

– Если на то пошло, у меня уже есть мужчина, ему двадцать два года, он внук старшего брата твоей хозяйки и к настоящему времени является владельцем всего или части этого дворца со всем его содержимым. Так что для начала, моя мерзкая арабская служаночка, верни-ка мне перстень моей бабки, ибо, несмотря на все твои усилия, я не позволю Лесману лишить меня того, что принадлежит мне по праву. И предупреждаю, что твой бесценный доктор Грэфтон все равно заставит тебя отдать его мне, даже если ты не послушаешься меня. Ну давай, куколка.