Видимо, я так никогда и не узнаю, не было ли то, что я сделала затем, самым глупым поступком в моей жизни. Возможно, мне надо было продолжать стоять на месте и спокойно разговаривать с ним, ожидая, пока багровая краска не отхлынет от его лица и не просветлеют налитые кровью глаза...

Однако все, что я видела перед собой, был лишь свободный дверной проем, а сознавала я только то, что находилась к этому спасительному проему ближе, чем Грэфтон.

Я решила не возобновлять беседу, а просто повернулась и опрометью бросилась вон из комнаты.

ГЛАВА 17

Усеют звезды небо, и наш караван

Отправится в рассвет небытия

– Так поспеши!

Омар Хайям. Рубай

В коридоре было довольно светло; кто-то, видимо, готовясь к предстоящей ночной работе, расставил на старинных настенных подставках масляные лампы, так что я без труда отыскала дорогу к дивану принца.

Больше мне бежать было некуда. Пробирался в гарем не имело смысла, поскольку я никогда не смогла бы в одиночку спуститься из окна; потерна была заперта, а главный вход охранялся Джасемом. Единственной моей надеждой оставались комната Хэрриет и ружье.

Я уже почти преодолела треть лестничного пролета, когда шторы на дверях распахнулись и на площадку выскочил, как тролль из табакерки, Лесман. С криком: "Грэфтон! Грэфтон!" - он бросился вниз, перескакивая через три ступеньки, и, не успев ничего толком сообразить, я в буквальном смысле столкнулась с ним грудь грудью.

Он что-то удивленно проворчал и быстро схватил меня за руку. Пожалуй, больше всего его удивило то, что я даже не пыталась вырваться. Пожалуй, будь я в более спокойном состоянии, чтобы иметь возможность подумать, то могла бы сообразить, что смерть Халиды делала его моим союзником в противоборстве с Грэфто-ном. Однако в тот момент я ни о чем таком не думала, а скорее инстинктивно почувствовала, что передо мной подкупленный, но не окончательно продавшийся человек, который едва ли будет спокойно стоять в стороне и наблюдать за тем, как меня убивают.

– Как вам удалось выбраться?
– резко спросил он, и потом:

– Что случилось?

Говорить я не могла и, цепляясь за него, лишь указывала рукой в сторону своей комнаты. В этот самый момент в коридор выскочил Грэфтон, по-прежнему сжимая в руке палку.

При виде нас он остановился как вкопанный, палка выскользнула из руки, и ее железный наконечник воткнулся в каменный пол. Возникла небольшая пауза, во время которой никто не проронил ни слова. Наконец Лесман снова схватил меня за руку и потащил вниз - назад, к комнате.

Под ноги я себе не глядела и, пожалуй, вообще закрыла глаза. Лесман не стал заходить внутрь и остановился в двух шагах от порога.

Грэфтон откашлялся и проговорил:

– Это был несчастный случай. Она накинулась на меня.
– Затем, когда никто не произнес ни слова, яростно бросил мне:

– Скажите же ему, маленькая дура, что это был несчастный случай! Расскажите, что произошло.

Я на них уже не смотрела:

– О да, это был несчастный случай. Уверена, что он не собирался убивать ее. Он в сердцах кинул в нее чашку с супом, она бросилась на него, а он пытался что-то нащупать рукой - плеть, наверное. В дикой суматохе он не понял, что это палка с железным наконечником...
– И жестким, неожиданным даже для себя самой тоном добавила:

– Сказать по правде, я не стану утверждать, что сильно сожалею о случившемся. Судя по их разговору, это она убила мою бабку.

Лесман резко вскинул голову; рука продолжала сжимать мое запястье, однако он, казалось, уже не замечал меня, потом качнулся в сторону Грэфтона.

– Она... что? Халида убила старую даму? Как это?

– Так!
– Грэфтон опустил взгляд и уставился на палку, словно никогда ее не видел.
– Оказалось, она потчевала ее кротоновым маслом и в конце концов "залечила"...

– Маслом... Бог мой, так вот что это было!.. Помню, все спрашивала меня, что это за снадобье.
– Рука его вскинулась ко лбу; вид у него был потрясенный, можно сказать, больной.
– Но зачем? Это лекарство... Боже правый... на что она рассчитывала?

– На приданое, - сухо произнес Грэфтон.
– Разумеется, убивать ее она не хотела, это просто от невежества. Надо же: хватило ума выбрать именно те периоды, когда я уезжал из дворца. Признаюсь, мне подобное даже в голову не могло прийти. Да, это была одна из тех простых и нелепых выходок, на которую только и способен примитивный разум. Видите ли, ей хотелось, чтобы старой даме иногда становилось плохо - тогда она превращалась в беспомощное существо, за которым Халида могла бы без конца ухаживать, льнуть к ней, лелеять и, естественно, рассчитывать на должное вознаграждение. И оно наступило...

Пока он говорил, взгляд его не отрывался от лица Лесмана. Тот молчал. Всегда можно заметить, когда человек словно оглядывается назад, что-то вспоминает. Он покусывал губу, на лице сохранялось потрясенное, потерянное выражение. За обмякшими чертами и крошечными зрачками наркомана угадывались призрачные контуры в общем-то симпатичного молодого человека, оказавшегося втянутым в орбиту зловещей деятельности Грэфтона.

При этом мне показалось, что я различила и смутные - поспешно укрытые пеленой стыда - очертания лица человека, словно сбросившего с себя тяжкое бремя. Грэфтон тоже это заметил: