Вероятно, обеспокоенная стрельбой, во двор вышла женщина средних лет и роста, даже издали удивительно похожая на хорошо знакомую Андрею "теть" Эльзу; догадался: мама Марты. Охотник поднял убитую курицу за лапу и швырнул хозяйке, что-то приказав; та ответила по-немецки и прошла к летней кухне.

А петух все еще почему-то не убегал. Недовольно бормоча, издали с опаской поглядывал на незнакомца, забравшего его подругу. Не желая вспугнуть, последний стал целиться издали, но тщательно: опустившись на колено и положив пистолет на запястье левой руки. Переливавшаяся всеми цветами радуги цель не стояла на месте, и стрелок долго не мог поймать ее на мушку. Наконец нажал на спуск, щелкнуло, но выстрела не последовало. Петух, тем не менее, подпрыгнул, сердито кудкудахнул, но... опять-таки не убежал. Немец извлек пустую обойму, затолкнул запасную. И тут случилось совсем уж непонятное: не успел изготовиться снова, как жертва, безо всякого повода высоко подпрыгнув, с кудахтаньем скрылась в акациях... Озадаченный, тот пошел следом и неожиданно заметил притаившегося в терновничке Андрея.

– О-о!..
– протянул удивленно, изогнув белесые брови.
– Ком гэр!

Он что-то еще лопотал по-своему - Андрей, разумеется, не понял; зато жест пистолетом был красноречив и означал: подь-ка сюда! Такой поворот дела предусмотрен не был и застал явно врасплох. В растерянности малец даже забыл про прящ в руке. Лишь выбравшись на карачках наружу и поднимаясь с колен, спаситель петуха спешно отвел руку назад и взмахом кисти отшвырнул улику к кусту.

Не испытывая особой тревоги, прикидывал, что же предпринять? Первая мысль была - метнуться в акации, проскочить в подсолнухи, попробуй догони! Но ведь у него наготове пистолет... Уж на этот раз он не промахнется, пристрелит - и глазом не моргнет. Прикинуться чокнутым, будь что будет? Сделал три нерешительных шага навстечу, настороженно глядя в водянисто-голубые вражьи глаза. Собирался уже изобразить придурковато-покорную мину на лице, как вдруг высокомерно-презрительная физиономия гитлеровца исказилась злобной гримасой: это фашист заметил повисшую на кустарнике рогатку с резинками и кожаткой и наверняка догадался о причине неудавшейся охоты на почти ручного петуха. Словно взбесившись, зверем сорвался с места, сгреб всей пятерней правое ухо подростка и с таким остервенением крутанул, что брызнула кровь.

Стиснув зубы от боли, Андрей обеими руками вцепился в кулак, нащупал мизинец, отогнул и с силой дернул вбок. Тот отпустил ухо, но замахнулся рукояткой пистолета. От удара спасла выработанная боксом реакция: вовремя отшатнулся, и удар пришелся вскользь. Чтобы избежать следующего, отпрыгнул в сторону, но, споткнувшись (схватка случилась на грядке с окученной картошкой), растянулся в полутора-двух метрах. У Андрея екнуло серце, когда фашист взвел пистолет и нацелил дуло промеж глаз...

В этот критический момент на его руке, пронзительно взвизгнув, повисла Марта. Выстрел прогремел, но пуля ушла в землю рядом. Белая от ужаса, вся в слезах, девчонка лепетала что-то по-немецки, кошкой вцепившись в рукав кителя. В следующее мгновение подоспела мать, ухватилась за левую руку - и тоже стала умолять пощадить "киндер".

Нетрудно представить, чем все бы кончилось, не подоспей солдат с каким-то срочным сообщением. О важности его свидетельствовали возбужденный вид последнего и то, что начальник, выслушивая (Андрей с Мартой, прикрываемые матерью, тем временем пятились к хате), сунул пистолет в кобуру и заспешил к танкеткам в акации.

Во дворе, приставив лестницу к лазу на чердак, мать приказала: - Быстро наверх! И сидеть тихо, пока не позову.

Когда за ребятами захлопнулась дверца, она унесла лестницу за сарай и сунула в густой малинник.

В прохладном сумраке (камышовая, под корешок, кровля не прогревалась даже в августе) спасенные, пригнувшись и держась за руку, пробрались к чердачному окошку в одно стекло и затаились прислушиваясь.

– У те... тебя шея в крови, - часто дыша, шепотем сказала Марта.
– И ру... рубашка... все плечо. Ты ранен?

– Вроде нет... Из уха, наверно: чуть, гад, не открутил совсем.

– Повернись к свету. Красное, как помидор... Больно?

Носовым платком осторожно промокнула надорванную мочку, принялась удалять кляксы с шеи.

– Печет немного... Ты не разобрала, о чем докладывал этот прибежавший фриц? Я уловил слово "комиссарен".

– Он сказал, что по шоссе скачет на лошади красный комиссар. И что он уже близко.

– И ты молчала!
– Андрей встал на колени и, протерев стекло, припал к окошку.

– Я же еще не кончила же!..
– упрекнула она, тоже подхватясь.
– Надо убрать, пока не засохла.
– Продолжила с помощью слюны и платка убирать с шеи кровь, - Говори, что видишь.

– По гравийке со стороны Ивановки на лошади действительно скачет какой-то военный. Уже приближается к мосту... это метров четыреста отсюда. Хорошо видны портупея поверх гимнастерки... на ремне кобура, а на груди, кажись, футляр от бинокля. Фуражка, как и гимнастерка, командирские. Похоже, и в самом деле комиссар или командир.

– Все, Андрюша... весь платок в крови.

– Спасибо.
– Он подвинулся, дав и ей место у окошка.
– Галопом скачет... Неужли не знает, что тут уже кругом враг?

Словно в подтверждение сказанному, заработал мотор танкетки - она, видимо, развернулась на месте, и в следующий момент резко застучал пулемет. Тотчас же, вскинувшись на задние ноги, рухнула лошадь; всадник, успев соскочить, кинулся в сторону подсолнухов. Тут последовала еще очередь, продолжительнее первой, и комиссар (назовем и мы его так), словно споткнувшись, упал...

Фыркая, танкетка напрямик, подминая подсолнухи, устремилась к мосту небольшому, деревянному, служившему для пропуска весенних вод. С броневика спрыгнул старшой, крадучись приблизился к раненому (тот оказался в стороне от места падения). Через некоторое время оттуда до окошка донесся слабый хлопок выстрела. После чего танкетка тем же следом вернулась обратно.

– И чего его занесло сюда, этого комиссара? . .
– вздохнув, нарушила тягостное молчание Марта.
– Чтобы так вот умереть...