– На ерик не пойду, но мне, мам, нужно отлучиться в одно место, предупредил на всякий случай.

– Што за место?

– Опосля скажу. Это не надолго.

– Ты и вчерась говорил ненадолго, а явился вечером. Неужто за цельный день не накупался?

– Да не купаться я ходил! Мы, мам, летчика ходили искать. И нашли, так что он не погиб, хуть и упал в лиман.

– В лимане - и нашли?
– удивилась и явно обрадовалась мать; перестала прибирать кровать, подсела к нему.
– Как же вам это удалось?

– Благодаря лодки. А упал посреди, считай, лиману да еще и раненный.

– И сильно ранитый?

– Он считает, что не очень. А вобще - руку пулей распанахало. Видать, разрывная: рана страшная, вот в этом месте, - показал.

– Пошто ж мне учерась еще не сказал? Я бы хуть исть приготовила. Он зараз где?

– Спрятанный в надежном месте. Токо вы, мам, никому, ладно? Надо, чтоб поменьше кто знал, - предупредил, зная что мать непременно захочет поделиться доброй вестью с соседями.
– Потому-как не седни-завтра нагрянут гитлеровцы, как бы кто не проговорился. А насчет поисть уже договорено.

– Я, сынок, ежели б кому и сказала, то их бояться не след: выслуживаться перед супостатами не станут. А с кем же ты был, что говоришь "мы"? Усех наших ребят я видела коло анбаров.

– Девчонка одна напросилась - возьми да возьми. Я возвращался балкой, а она пришла туда за козой и тоже видела, как летчик выбросился с парашютом. Сказала, что санитарному делу обучена - сделает, ежли что, перевязку. И не возьми я ее с собой, летчик мог схлопотать гангрену, по-врачебному заражение, от которого умирают.

– Постой, это не та, конопатенькая, что поселились с матерью у деда Готлоба?

– Она самая. Токо... только она не конопатая, а немного веснущатая.

– 0х, здря ты, сынок, с ними связался!
– Мать, снова занявшаяся было постелью, села на кровать обеспокоенная.
– Они ить немчура, и мы не знаем, какого ляда пожаловали. Мало ли чево...

– Сперва и я так подумал. А потом рассудил: не все ж волки, кто серым родился! И потом, ее мать и теть Эльза - родные сестры.

– В народе говорят: и в семье не без урода. Знать бы, что у ей на уме...

– Нет, мам, они хуть и немцы, но - я так понял - наши, и вы о них плохо не думайте.

Было еще рановато, когда Андрей в одних трусах выскочил во двор размяться физзарядкой. Подтянувшись несколько раз на турнике, поколотив самодельную "грушу", умылся по пояс, надел новые штаны и рубашку. Есть не хотелось. Сказал матери, уже хлопотавшей по хозяйству, чтобы не переживала, если задержится опять. Огородом спустился в балку и направился в конец хутора.

Вчера, возвращаясь с лимана, торопились: матери - и его, и ее - уже, поди, беспокоились. Пожав Марте у калитки руку и сказав "До утра!", он заспешил домой. Отойдя, вспомнил про прящ, но возвращаться не стал. Интерес к этой подростковой забаве сошел на нет, уступив место более глубокому увлечению. Всю дорогу до хаты и весь остаток вчерашнего дня думалось только о Марте. Вот и сегодня: от предстоящей встречи было волнительно на душе... Не заметил, как оказался у крайнего огорода.

Межевой стежкой поднялся по пологому склону до конца кукурузы и решил немного здесь переждать: показалось, что пришел рановато. Сел под копешку, потянулся, сладко зевнул. Прошедшая ночь была душной, плелся какой-то кошмарный сон, и он явно недоспал. Солнце протискивалось сквозь оранжевую муть у горизонта и обещало день не менее знойный, чем вчера. Но это мелочь, подумал. Интересно будет, если он придет, а там ничего не готово. Несмотря на ее заверения, что приготовят с матерью все необходимое. Понадеялась, а мать решит, что ввязалась не в свое дело, отругает и больше вообще не пустит от хаты ни на шаг. Может, просто потому не пустит, что один на один с незнакомым и почти взрослым пацаном. А вобще, решил Андрей, этого опасаться не след: с Дедой-то они старые друзья, он верняк замолвит слово в его пользу!

Поровнявшись с терновничком, вспомнил о пряще; "Отдам его Мишке, он давно ими бредит", - подумал.

Шарик с будки зашелся было звонким лаем, но тут же и умолк: узнал старого знакомого. Во дворе индюк важно расхаживал около двух индюшек, довольно невзрачных с виду. А вот убранство пернатого щеголя вызвало усмешку: растопыренные крылья, хвост веером, синяя пупырчатая шея с длинной зеленой сосулей над клювом придавали ему скорее потешный, нежели важный вид. Услышав свист, задавака тряхнул сосулей и выдал несколько утробных звуков что-то вроде "куплю, плюх-плюх!" Через минуту скрипнула дверь, и из сеней показалась Марта. Пройдя к навесу летней кухни, приветливо улыбнулась:

– Здравствуй. Ты сегодня выглядишь по-другому.

– Зато ты такая же, как и вчера.

– Некрасивая?

– Скорей наоборот.

– Так я и поверила!

Одета в платье поверх шароваров - немаркое, с длинным рукавом, с двумя накладными карманами. Андрей понял: оделась специально для лимана. Но спросил:

– У тебя все в поряде?

– Ты хотел сказать - в порядке? Конечно: приготовили все необходимое. А у тебя?
– кивнула на сандалет.

– Палец? Нормально! Бинт уже не нужен. Может, двинем, росы нет.