– Ну почему ж... Верю. Токо это ведь строгая-престрогая военная тайна!

– Коне-ечно! Мама меня предупреждала. Но тебе я доверяю, ты не разболтаешь.

– Даже если кишки из меня будут тянуть - про это не пикну, - заверил Андрей на полном серьезе. После паузы спросил о другом: -Ты сказала... она им что, индюшку зарезала?

– Это дедушка, вчера еще, для дяди Саши. А сварила мама не всю. Может, решила поддобриться, чтоб этот змей про нас не вспомнил.

– Да одной курицы на всех и не хватило бы, - согласился он с таким ее предположением.
– А что это за чемоданчик виднеется?

– Где?
– не поняла она.

– Вон, из тряпья выглядывает, - показал на кучу хлама.

– 0й, это ж мамина пишущая машинка. Из города прихватили, жалко было оставлять - новенькая.

– Ни разу не приходилось видеть! Можно посмотреть?

– Конечно.

С чемоданчика-футляра сняли крышку. В нем, отливая черным лаком, находилось чудо намного сложнее швейной машины, каковую видеть ему уже приходилось.

– Ух, ты! Красивая. Это ж надо придумать! А написано не по-нашему.

– Немецкая, "Ундервуд" называетея. Андрей потрогал клавиши, пошатал рычаг проворота валика, заметил:

– Вот бы нам такую!..

– Зачем она тебе?

– Не мне, Феде, моему соседу. Он годнецкие стихи сочиняет, хочет стать поэтом, а им машинка - во как нужна.

– Иметь такие вещи кому попадя не разрешалось. А теперь, наверно, и тем более. Вот только плохо мама ее спрятала. Давай перепрячем в более укромное место.

Диковину задвинули в темный угол и прикрыли всевозможной рухлядью.

Ухо у Андрея вспухло, но жар спал; перестало ныть и плечо. То, что их не стали искать, успокоило окончательно. Только вот что происходит на хуторе? Отчего-то стало тревожно на душе, хотя выстрелов слышно уже не было.

Марта, заложив руки за голову, молча смотрит вверх, прислушиваясь к разговору, доносящемуся со двора, - там уже завтракают.
– Ой, глянь!.. показала на крышу.
– Как они нас не покусали...

Андрей поднял глаза - прямо над их головами висело с блюдце величиной пепельно-серое осиное гнездо. По нему взад-вперед сновали десятка два крупных, с черно-желтыми брюшками, ос.

– Не боись, это не фашисты, они первыми не нападают, - успокоил он. Они, как мы, - нас не трогай и мы не тронем, а ежели разозлишь, тогда берегись: . .
– А сам подумал: "Хорошо, что невзначай не задели головой - ох и досталось бы на бедность!"

– Неужели тут и ночевать придется? . .
– понаблюдав за осиным семейством повернулась она к нему

– Ежели торопили с завтраком, можно предположить, что скоро умотнут дальше.

– Или - что сильно проголодались... Давай хоть разговаривать, чтоб скорей время прошло.

– Давай. А о чем бы ты хотела?

– Хочу вернуться ко вчерашнему нашему разговору... Помнишь, ты, перед тем, как взлететь уткам, сказал: "А у меня было совсем даже наоборот". Это как понимать?

– Чтой-то не припомню, о чем мы тогда говорили...

– А еще хвалился отменной памятью!

– Вобще, если честно, то, конешно, помню... Токо...

– Ну вот, опять "токо"; ты ведь уже перешел было на "только".

– Да понимаешь, ты такой вопрос задала...

Андрей помедлил, обдумывая, как бы поделикатней ответить. Дело том, что "было" у него с той самой Нюськой, не заслуживающей, по его словам, имени поласковей. Это была не любовь и даже не дружба - так, недоразумение, о котором лишний раз и вспоминать не хотелось.

– Если это сердечная тайна, то можешь и не говорить, - пошла навстречу собеседница, видя, что он медлит.

– Да никакая не тайна. Ежли интересуешься, могу и рассказать... Возвращались мы однажды с ерика, ходили купаться. Мы - это трое ребят и две девчонки - Варька и новенькая, которая только недавно появилась на хуторе. Тоже, если не присматриваться, красивая, к тому же веселая - хохочет по пустякам. Было уже поздно, живет она на самом краю, попросила меня проводить до хаты. Ну, провел, стоим разговариваем о разной чепухе. Она рассказала о себе такое, что уши вянут. Я даже усомнился, все ли у нее дома. Стал прощаться, а она и говорит: ты не спеши, послушай, что я скажу. Я, говорит, как увидела тебя, так сразу и влюбилась. Стал было отнекиваться, а она за свое: хочу с тобой дружить и все такое, чуть не со слезами...

Андрей умолк, не желая, видимо распространяться о дальнейшем. Однако Марта, похоже, не нашла в ее поведении ничего предосудительного.

– Совсем, как у Татьяны Лариной!
– Заметила мечтательно.
– А вот у меня смелости не хватило. Я так страдала!

– Только Нюське до Татьяны - как Куцему до зайца. Любовь у ней оказалась вовсе не такая, какую описал Пушкин, - возразил он.

– А по-моему, любовь у всех одинаковая. Я имею в виду девочек.

– Ты слыхала пословицу: "Мать дитя любит и волк овцу любит"?