Подоспевший первым, Ванько сгреб Гапона за брючной ремень, приподнял и поволок к одежде. Когда, по знаку Андрея, Марта отпустила Тобика и прибежала сама, то увидела такую картину: диверсант - она узнала его сразу - зубами разгрызал узел, завязанный на рукаве мишиной рубашки; Андрей держал за ошейник пса, ощетинившегося и злобно рычащего, словно тоже видел в Лехе лютого врага. Как только "диверсант" пытался развязывать "сухарь" без помощи зубов, его одергивали:

– Без рук! Иначе отпущу волкодава...

Тот брезгливо крутил носом, сплевывал, но ослушаться боялся.

– Полегче клыком орудуй!
– требовал Миша.
– Продырявишь - свою отдашь, понял?

– А че это ты раз-пораз сплевываешь?
– ехидно подкусывал Борис. Примочка соленая или чересчур вонючая?

– Че, обписал и сам не рад теперь?

– Это, наверно, Гундосый ему удружил: у него, говорят, моча дохлятиной воняет.

Не отвечая на издевки, Леха наконец-таки с узлом справился.

– Миш, проверь: что-то рукав подозрительный, - посоветовал Борис. Тот встряхнул - из него вывалилась помятая, мертвая уже лягушка.

– Ну и ну, воще! Хотели мне козу заделать, а вышло - себе же, - не без злорадства заметил хозяин рубашки.
– Но покарать все одно надо.

– Обизательно! Загнуть салазки и надавать по ушам, - предложил Борис,

– Других предложений не будет?
– спросил Ванько, прочтя что-то на лице Марты.

– Можно мне сказать?
– попросила она слова.
– Применять силу, когда нас много, а он один... по-моему, нечестно. Если уж и наказывать, то как-то по-другому.

– Тогда, - вышел с вариантом Борис, - ихним же салом да по его же мусалам.

– Точно!
– подхватил идею Миша.
– Завязать на его рубахе сухаря с той же начинкой.

– Тебе, Леха, что больше по душе - салазки илу сухарь?
– предложил на выбор Ванько.

– Хай будэ сухаря... Тилькэ биз жабы и прымочкы. Я и вам так хотив, та Гаврыло пидбыв, - попытался подсудимый переложить вину на дружка.
– А може так отпустэтэ, га?

– Хитрый какой, воще!

– Может и правда простим на первый раз?
– предложил Ванько, не жадный на расправу.
– Они нам давно уже не вредят, целый год в мире живем.

– Еще вобразит, что мы стали бояться, когда батько старостой заделался, - не соглашался Миша.

– И то верно, - подтвердил Борис.
– Скидавай рубаху.

– Бильш нэ буду, ий бо! Отпустить...
– запросился проштрафившийся

– Мишок, простим? Он и так сам себя наказал уже.

– Первый и последний раз!
– уступил-таки тот.

Диверсанта отпустили с миром. Однако, отойдя на безопасное расстояние, Леха обернулся, скрутил дулю и мстительно процедил:

– Ось вам, бачилы? Я вам еще покажу!..
– И задал стрекача.

– Видали ж-жупела? Вот и прощай таких!..

– Вот теперь ты слово "жупел" употребил к месту, - заметила Марта.
– А к коршуну и хрюшке оно никак не подходило.

– Эт-то еще почему?
– возразил Борис.

– Насколько я знаю, жупел -это что-то такое, чего следует бояться. Ну, вроде страшилы или пугала.

– Эт точно? Тогда оно и к Лехе не подходит: мы его нисколько не боимся.

– Кому как, а мне обратно жарко, - перевел Миша разговор на другую тему.
– Айда, еще поныряем с вербы! И чтой-то слив хотца.

– Ты не желаешь сигануть разок-другой с вербы?
– предложил Андрей ученице.
– С камерой. Безопасно и знаешь, как интересно!

– Не-ет... я боюсь!

– Тогда забери одежу и дуй на наше место, а я поныряю. Но без камеры в воду не лезь!

– А ты недолго, ладно? Миша, ты почему рубашку не оставил? Давай, я ее постираю.

– Рукав? Я сам застираю. А потом принесем в ней слив для тебя. На той стороне сад и есть годнецкий сорт: белые, аж золотистые, и сладкие, как мед. Ты таких еще не пробовала!

– Спасибо, Миша! С удовольствием попробую. Идем, Тобик, сплаваем с тобой наперегонки, - сказала оставшемуся при ней верному другу.

Вскоре вернулся Андрей, и они долго еще продолжали нырять, играть в догонялки, перекликаться под водой, отогреваться на солнышке и снова бултыхаться до посинения.

Возвращались домой, когда порядком утомленное солнце готовилось утонуть в саду с медовыми сливами. Трое ребят, не заходя домой, отправились за малышней к Вере, а Андрей задержался "помочь отвести козу".