...Что было самым главным, самым подкупающим в Антоне Семеновиче? Он умел пробуждать человеческое в человеке. Он удивительно умел и увидеть это человеческое и призвать его к жизни.

Парнем шестнадцати лет я попал в полтавскую тюрьму, где и сидел, ожидая решения своей участи, когда меня вдруг вызвали к начальнику тюрьмы. Я вошел и остановился у порога. Кроме начальника, в комнате был незнакомый человек в потертой шинели, с башлыком на плечах. Оба посмотрели на меня - начальник холодно щурился, глаз другого я не мог разглядеть за поблескивающими стеклами пенсне.

–  Фамилия, имя, отчество? - спросил начальник.

–  Разрешите мне, товарищ, - перебил его незнакомец. - Так это ты и есть Семен? Давай познакомимся. Я Антон, а отец мой был тебе тезкой.

–  Стало быть, вы Антон Семенович?

–  Совершенно верно. Охочусь вот за такими молодцами, как ты. Кто в тюрьмах отсиживается, кто на улице дурака валяет - что это за жизнь? Короче говоря - поедешь со мной?

–  Я бы поехал, только кто ж меня из тюрьмы отпустит?

–  Это уж мое дело. Значит, договорились? Ты, пожалуйста, выйди на минуту.

Я вышел. Через добрый десяток лет я узнал, что Антон Семенович, получая меня из тюрьмы с рук на руки, давал расписку с печатью - и считал, что этой процедуры, унизительной для меня, я видеть не должен.

И вот мы с ним вышли из ворот тюрьмы.

–  Сейчас пойдем на базу, Семен, там кое-что получим, погрузим и двинемся домой. Конем править можешь?

–  Могу.

–  Я, брат, замучился: не конь - беда, и, как назло, через каждые полверсты распрягается.

На продбазе Антон Семенович вручил мне ордера на хлеб, пшено, леденцы и жир - получай! - а сам куда-то скрылся. Я все получил, уложил и, стоя у нагруженных саней, размышлял: как же так? кто он? куда мы поедем? что за чудак - прямо из тюрьмы забрал, распоряжается, как дома, доверил получить столько добра...

–  Получил? Вот и хорошо! А то самому пришлось бы возиться. А я до смерти не люблю весов и весовщиков этих - надувают они меня. Ну, запрягай.

Что такое со мной сделалось? К тому времени я уже привык, чтоб люди слушались меня, а тут скажи он: "Сам впрягайся и тяни эти самые сани", впрягся бы.

Поехали мы по большому шляху Полтава-Харьков. Мороз пробирал насквозь, кругом снежное поле, ветер.

–  Замерз, Семен?

–  Нет.

–  Возьми вот башлык, натяни на голову.

–  Так я ж не замерз.

–  Возьми. Отогреешь уши - отдашь мне, так и будем выручать друг друга.

И Антон Семенович накинул на меня свой башлык. И каким теплым показался мне этот ветхий башлычок!

Немного погодя он сказал:

–  Ну как, отогрелись уши? Дай, брат, теперь мне, а то как бы я свои совсем не потерял.

Я поспешно снял башлык и передал его Антону Семеновичу. Только всего и было в тот вечер. Но это было очень много!

Тут же вспомнился мне и другой вечер, оставивший в моей душе такой же глубокий, такой же неизгладимый след.

Однажды я встретил его во дворе ночью, уже после отбоя. Я всегда радовался, когда заставал его одного. Словом, сказанным с глазу на глаз, я особенно дорожил - мне казалось, что оно принадлежит только мне, мне одному.

–  Почему не спите, Антон Семенович? - спросил я, надеясь, что он хоть ненадолго задержится и мы перекинемся несколькими словами.

Антона Семеновича как-то передернуло, и он сказал с усилием:

–  Оставь меня в покое. Ты такой же зверь... нет, хуже - такое же животное, как и все те...

–  Антон Семенович! Да что с вами? Что случилось?

–  Я вам отдал все, что есть в человеке лучшего, - молодость, разум, совесть, честь. Я думал, вы люди, а вы стадо, орава хитрых мошенников!

–  Антон Семенович, да что же случилось?

–  Ты не знаешь, что случилось? Не прикидывайся дурнем, хватит! Ни одному из вас не верю! Вы не только меня растаскиваете на куски - вы друг друга пожираете. Ты не знаешь, что происходит в спальне? И ты хуже других: ты не играешь, а знаешь и, как трус, молчишь.

Он повернулся и ушел, а я стоял, как громом пораженный. Потом кинулся в спальню. Там едва теплился свет замаскированной лампочки. На кровати Буруна сидели в одном белье четверо пацанов. Сидели они такие пришибленные, покорные и жалкими и отчаянными глазами смотрели на Буруна, который невозмутимо тасовал карты.

–  Хватит играть! - крикнул я с порога.

–  Антон? - насторожился Бурун.

–  Не Антон - я. Хватит!

–  Ого!

–  Жевелий, Гуд и все вы - спать!

–  Да ты что, Семен? Смотри ты, благородный нашелся!