–  Можешь не рассказывать, - она поднялась.
– Я себе представляю. Значит, ты не хочешь помочь мне?

–  Да что случилось?
– я пошел следом за ней.
– Еще утром все было в порядке.

–  Не нравится мне все это.

–  Но ты же еще не пробовала.

–  А тебе что до всего этого? Ты-то чего стараешься?
– спросила она и завела мотор.

–  А статья? А сенсация? Если бы ты была журналисткой, Лепесток Сирени, ты бы не задавала таких вопросов. Это будет грандиозная статья. Может, и мой портрет напечатают.

–  А потом кто-то завернет в эту газету мясо. Ты об этом не думал?
– Мира развернула машину, и мы двинулись обратно.

–  Ну зачем ты так? Всю романтику портишь своими подколами.

Мы подъехали к небольшому горному городишку.

–  Давай остановимся, - предложил я.
– Пивка выпьем.

Мы остановились у пивной и расположились под ярким тентом, где стоял длинный стол и скамья. Мира села рядом и сняла шляпу.

Тощий старый мексиканец вышел из пивной и поклонился. Мне не понравился его испуганный взгляд. Я заказал пива, и он удалился.

–  Эти мексиканцы-крестьяне все одинаковы, - сказала Мира.
– Раньше я жалела их, а теперь… - она вдруг умолкла, глядя поверх моего плеча.

Я обернулся. В дверях пивной стоял самый огромный и толстый человек, которого я когда-либо видел. Наверняка, выше двух метров. На нем было обычное соломенное сомбреро, но мягкие мексиканские сапожки были шиты серебром. Он облокотился на косяк и уставился на Миру. Глаза мне его особенно запомнились: неподвижные, равнодушные, словно у змеи. И взгляд у него был малоприятным. Он прямо пожирал глазами Миру.

–  Милашка, правда?
– спросила Мира.
– Готова спорить, что раньше у него был брат-близнец, пока их не искупали в слишком горячей ванне, и они не слиплись в одного.

–  Слушай, Золотко, прибереги свои шуточки для меня. Этому дистрофику они могут не понравиться.

Гигант-толстяк вытащил изо рта окурок и щелкнул его в мою сторону. Он упал рядом на стол. Если бы это сделал любой другой мексиканец, я бы повесил его за уши на двери, но как я уже упоминал, терпеть не могу бить людей, которые вдвое больше меня, а этот был крупнее раза в три. Поэтому я еще и не такое готов был стерпеть.

Но Мира не возражала бы, если бы я с ним подрался. Это похоже на женщин. Они почему-то считают, что драка - это признак мужества, невзирая на самые неравные условия.

–  Почему бы тебе не набить ему рыло?
– громко спросила она меня.

Может, этот Голиаф и не говорил по-английски, но откуда мне было это знать.

–  Ты что, хочешь, чтобы я покончил с собой именно таким способом?
– прошептал я в ответ.

–  Значит, ты позволишь этому куску ветчины оскорблять меня?
– ее глаза сверкнули.
– Ты что, не видел, что он сделал?
– она указала на окурок, который еще дымился рядом с ней.

–  И всего-то? Да это он случайно, успокойся. Вот из-за таких, как ты, начинаются революции.

Тощий мексиканец старательно протиснулся мимо гиганта и принес нам пиво. А потом поспешно скрылся.

Толстый ублюдок закурил и опять щелкнул окурок в нашу сторону. Я поспешно накрыл рукой свою кружку, но окурок угодил в кружку Миры.

Прежде чем она открыла рот, я поменял кружки местами.

–  Вот свеженькое, Заря Моя, и помолчи, ради всего святого.

Ее лицо встревожило меня. Она была бледна, как мел, а глаза сверкали, как у кошки в темноте.

А гора мяса вдруг расхохоталась, причем неожиданно писклявым голосом.

–  У сеньора не кровь в жилах, а вода!
– сказал он, продолжая смеяться.

Я было подумал, что может все-таки стоит дать ему в рыло, но что-то удержало меня. В этой стране я повидал немало крутых «десперадос», но в этом было что-то особенное. Здесь мог помочь только револьвер, а как раз его-то у меня и не было.

Зато Мира одарила толстого таким взглядом, что ей позавидовала бы сама Медуза Горгона.

–  Иди утопись в озере, дохлятина.

Громила сразу перестал ржать и, казалось, все стихло в окрестностях.

–  У сеньориты длинный язык. Его можно укоротить.

Ну и видик был у него при этом!

–  Отойди с солнцепека, сосиска, - скомандовала Мира.
– А то перегреешь себе нарост, который называешь головой. И мотай отсюда, ну! На старт, внимание, марш!

Толстая лапа мексиканца полезла за пазуху. Надо понимать, за своим арсеналом.

–  Мы уже уезжаем, мистер. Все в порядке, - поспешно заверил я его.

Но он не обратил на меня ни малейшего внимания. Он даже не двигался, а замер, как глыба гранита, поблескивая только глазами.