Утром за стоянкой между двух огромных сосен похоронили убитого.

Два дня Аким где-то скрывался, на третий заявился.

Жизнь снова начала входить в свою обычную колею. Да вдруг Артемке радость — Илья Суховерхов неожиданно явился в отряд, усталый, худой и еще сильнее обросший. На плече у него висел новенький карабин, а на поясе — патронташ и две гранаты.

Артемка как увидел его, бросился, будто к родному. Дядя Илья крепко обнял Артемку:

— А ты, брат, как очутился здесь?

Артемка торопливо рассказал. Суховерхов с удивлением оглядел Артемку.

— Отчаянный же ты! Значит, вместе воевать будем?

Артемка кивнул:

— Вместе.— И, не вытерпев, спросил: —Где вы такое оружие добыли?

Суховерхов немногословно рассказал:

— Был в партизанском отряде, колчаков били. Крепко били. А позавчера и нам попало. Разгромили каратели нас. Многих убили, остальные разбежались.— Помолчал, тяжело задумавшись, потом добавил: — Прямо на засаду напоролись... А оружие, Артем, в боях добыто.

Закрутил Суховерхов толстую самокрутку, затянулся несколько раз подряд, спросил дрогнувшим голосом:

— Не слыхал, Артем, как мои?

— Не слыхал...

Помутнели глаза у мужика, заслонил их коричневой корявой ладонью, произнес глухо:

— Ишь, дым какой едучий... В глаза зашел...— А потом уж, украдкой смахнув слезу, сказал:—Да, брат, нелегко нам с тобой...

С этого дня Артемка не расставался с Суховерховым: ели из одного котелка, спали на одной подстилке. Сдружился Суховерхов и с Небораком. Тоже все время вместе, часто о чем-то разговаривают вполголоса, иногда спорят.

Вскоре весь лагерь облетела новость — отряд выходит в степь. Бубнов речь произнес перед мужиками. Она была короткой:

— Хватит в норах жить. Идем на Сосновку. Пусть теперь враги по лесам сидят, мы — в избах. Будем сытые да на перинах возлеживать. Так, мужики, говорю?

— Так,— нестройно прозвучал ответ.

— Конешно... Если они нам вперед рыла не начешут...

Какие могут быть сомнения? Артемка твердо верит: побьют они беляков. Хоть сколь их будет — побьют. Скорей бы завтра, скорей бы в поход!

В Сосновку отряд не попал, как загадывал Бубнов, а очутился в захудалой и убогой, дворов в тридцать, деревушке, заброшенной в глухой степи, далеко от больших дорог.

Жители испуганно глядели из окон, из-за заборов на влетевший отряд: кто такие, зачем ворвались к ним на взмыленных лошадях, пыльные, обросшие, обтрепанные?

Возле большой пятистенной избы Бубнов остановился, крикнул:

— Отдыхать!

Он был грязный и злой. Его красное от жары лицо было испещрено потеками пота, ко лбу прилипла тонкая прядь волос, которую он безуспешно пытался убрать.

— Где Кешка? Хомутова ко мне!

Артемка заметил, как на скулах у Бубнова заходили желваки, а глаза стали узкими, словно щелочки. Подбежал запыхавшийся Кешка.

— Звали, Егор Егорыч? — услужливо спросил он. Бубнов тяжело уставился своими щелочками в побледневшее вдруг лицо Кешки.

— Звал...— тихо сказал Бубнов, но тут же рявкнул так, что даже Артемка вздрогнул: — Звал, звал, дрянь ты этакая! — И неожиданно схватил Кешку одной рукой за ворот, другой стал бить по лицу, приговаривая сквозь зубы: — Звал, звал!..

Кешкина голова заболталась из стороны в сторону, как подсолнух на ветру. Он едва успевал спрашивать:

— За што? За што?

Но в ответ получал лишь удары. Наконец Кешка заплакал, тонко, протяжно.

— Не буду, не буду, Егор Егорыч... Прости.

— Ага,— выкрикнул Бубнов,— понял за што? — И, еще раз двинув его прямо в зубы, выпустил.— Иди, да впредь как следует исполняй свое дело. Провинишься — расстреляю.

Кешка бросился к своей повозке.

— Ну что, получил награду? — засмеялся Колька Бастрыгин.— Знаменитый разведчик!

Улыбнулся и Артемка. Впервые за несколько часов. Да, крепко подвел Кешка отряд, едва выбрались из переделки. Артемка уже думал, что пропали, и — что скрывать — здорово перетрусил.

А ведь как хорошо и весело начал он этот поход! Как рвался в бой с беляками!

Сниматься из лагеря стали рано, только-только засветлела узкая полоска над бором. Мужики собрали свой немудрящий скарб, запрягли коней, и вот отряд уже двинулся через бор к степи по неровной извилистой дороге. Одни шли за подводами, другие ехали, изредка перебрасываясь словами. Артемка отказался сесть в телегу. Довольно, насиделся! У него хватит сил дойти не только до какой-то Сосновки, но и до самого Тюменцева.