— Отвечала на твой вопрос, — слегка обиженно проговорила девушка. — Информации нет по двум причинам, как мне кажется. Первая очевидна: старались скрыть. Как именно, на какие пружины давили, какие рычаги задействовали, теперь уж не узнаешь, наверное, но разве мало было такого, что удавалось утаить от общественности? Например, трагедия, которая случилась в мае семьдесят второго года. Военный самолет рухнул на здание детского сада, погибли больше тридцати человек: экипаж, дети, работники садика. Замяли, скрыли. И, думаешь, мало такого случалось?

— Про ту трагедию, кстати, я слышал. Но соглашусь. Когда надо было умолчать, умалчивали. Но ведь были уже девяностые, не советские времена.

— В местных газетах писали вовсю, оттуда я в основном информацию и брала. Но это было до эпохи Интернета, когда все, что происходит, становится известным по всему миру — было бы желание знать, получать информацию. Старые газеты не оцифровали, так что в Сеть все это не было выложено. — Она помолчала. — Ответила на твой вопрос?

Вадим молча улыбнулся.

— Теперь я тебя спрошу. Как писателя. Собираешься писать об этом книгу?

Вадиму стало неприятно. Он разозлился на Олесю, хотя сам не понял, что его так сильно задело.

— У меня кризис. Я ничего не пишу. Ни строчки после… Надеюсь, и я на твой вопрос ответил.

— Точнее, поставил меня на место. Прости, не хотела любопытничать. Но кризисы проходят.

Оба умолкли, каждый думал о своем и, кажется, был не слишком доволен собеседником.

За окнами машины мимо них проплывали улицы, здания, автомобили. Серое утро, серый городок. Ночная тьма отступила, но Верхние Вязы этого будто не почувствовали: люди сидели по домам, на улицах было пустынно. Даже еще более безлюдно, чем всегда, подумалось Вадиму.

Он нашел место, где можно припарковаться: примерно там, где на днях стоял и смотрел на провалы, на закрытую опасную зону. Выйдя из салона машины, они пошли вниз по улице, в конце которой высилось ограждение. Никто не остановил их, не прозвучало сердитого окрика сторожа. Никому не было дела до того, что они собирались совершить. Оказавшись по другую сторону забора (это было проще простого, тут и там в ограждении зияли дыры, целые секции валялись на земле), Вадим сказал:

— Может, я один пойду, а ты покараулишь?

— Чего тут караулить? — отозвалась Олеся. — Нет уж, вместе так вместе. А почему ты решил, что под водой спортзал и столовая? Ты вчера сказал.

— Когда бегал по городу в поисках ответов, куда подевался Денис Сергеевич, со многими поговорил, в том числе и про Школьный провал. Он же в школе работал, как-то к слову пришлось. Не помню уже, кто точно сказал, это и не существенно. Земля обвалилась в субботу вечером, уроки давно кончились, в школе не было никого. Провал не такой глубокий, как Боковушка и Центральный, но вода стала быстро подниматься.

Они шли по когда-то довольно широкой заасфальтированной дороге. Справа и слева — кособокие постройки, груды битых кирпичей, ржавого металла, мусора, еще бог знает чего. Несколько десятилетий назад этим путем школьники спешили к первому уроку, боясь опоздать. Звонок звенел, классы наполнялись детьми, учителя спрашивали, кто сегодня дежурный, открывали классные журналы и шли по списку, проверяя отсутствующих.

Уже давно здесь не было людей — и место стало диким, как необитаемый остров, опасным и…

Голодным?

«Что за слово! Наверное, просто есть хочу», — подумал Вадим, зная, что дело в другом. Ему казалось, за ним следят — из-за разросшихся кустов, голых деревьев, ветшающих домов и гаражей.

Конечно, все дело в мыслях о том, что они идут по тонкому слою почвы, а ниже — пустоты, которые в любой момент могут открыться. Тогда земля в прямом смысле уйдет из-под ног, и они провалятся, покалечатся, погибнут.

— Тебе страшно? — спросила Олеся, снова угадав его мысли. Видимо, потому, что сама думала о том же. — Тут нельзя ходить, все может обвалиться.

— За столько лет не обвалилось же, — ответил Вадим. — Надеюсь, мы не настолько невезучие, что именно под нашими ногами…

— А если дело не в везении или невезении, но в чьей-то злой воле?

Вопрос Олеси так и остался висеть в стылом воздухе. Что тут ответишь?

— Знаешь, а я не бывала здесь. Хотя и живу не так далеко, и профессия подразумевает любопытство, и я любознательная, вот только… Страшно до одури, даже на фотографии трудно смотреть. Не знаю, почему, но ямы, дыры в земле, особенно если грязной водой наполнены, меня пугают. Всегда пугали.