– А как же жертва? – напомнил Нораев.

– Исключать ничего нельзя, но, согласитесь, довольно трудоемкий и излишне эффектный способ избавиться от обыкновенного городового, – высказал мнение Павел. – Если я ошибаюсь, то на ум приходят два мотива: либо устранение свидетеля, либо огромная личная ненависть к погибшему. Но, опять же, есть достаточно простых и менее заметных способов избавиться от человека, который слишком много знает. А предположение, что городовой мог прогневать столь могущественного оккультиста, способного навести на жертву молнию, граничит со статистической погрешностью.

– Неплохо, но что вы упускаете из наших недавних изысканий?

– Не упускаю, – обиженно отозвался Постольский. – Энтропийное проклятие я уже исключил.

– Ах, вы уже до него добрались в своих штудиях? – иронично вскинул брови Нораев. – В таком случае объяснитесь: как вы трактуете это проклятие и почему не рассматриваете его как версию?

– Термин появился недавно, около тридцати лет назад, благодаря физике, – послушно, хоть и с некоторой неохотой начал Павел. – Ранее этот метод именовался «черным сглазом». Опасно тем, что почти не поддается отслеживанию. При наведении проклятия жертву убивает, по сути, стечение обстоятельств – сглаз просто ведет ее по наихудшему варианту развития событий. Несчастного может сбить пролетка или ему на голову, например, случайно упадет кирпич.

– А может ударить молния с небес… – услужливо подсказал Нораев.

– Может и молния ударить, – подтвердил Постольский. – Но оное проклятие настолько сложно в применении, что вероятность его наведения на обыкновенного городового крайне мала. Проще, опять же, было бы зарезать или застрелить – после гибели государя такое никого бы не удивило. А внимания привлекло бы куда меньше. Это как из пушки по воробьям палить.

– Что ж, логично, – оценил ротмистр. – В таком случае к чему вы склоняетесь?

– К инерции, Василий Викторович. Отдаче от некоего ритуала, потребовавшего больших сил, которые, в свою очередь, нуждались в высвобождении после достижения своей цели. В таком случае городовой стал непредумышленной жертвой, а интересующее нас событие произошло где-то еще.

– Вот даже как? – вскинул брови Нораев. Павел в очередной раз удивился, как от такого усилия кожа на лице ротмистра просто не треснула. – И где же, по-вашему?

– Уверен, что не во дворце, – указал взглядом в сторону императорской резиденции Постольский.

– И почему же?

– Его величество и венценосная семья перебрались в Гатчину больше месяца назад [14] , – просто ответил поручик. – Если бы происшествие угрожало им, то у нас бы не состоялся сей импровизированный экзамен, а следствие возглавлял полковник собственной персоной.

– Тогда, повторюсь, где?

– Если верить фельдфебелю, то наиболее вероятных места всего два. Казармы лейб-гвардейцев, где треснули стекла, и вокзал, где в момент удара остановились часы.

– Которое из них лишнее? – Нораев уже знал ответ. Он сейчас напоминал породистую охотничью собаку, взявшую след и ожидающую только команды.

– Казармы, – после некоторого колебания предположил поручик. – Слишком много людей в одном месте, чтобы незаметно провести ритуал, явно требовавший времени, сил и ресурсов. Вокзал же закрывают на ночь, там, кроме дежурного и жандарма, никого.

– В таком случае предлагаю отправиться на вокзал, – довольно улыбнулся ротмистр.

Щелкнула вспышка. Нораев мгновенно крутанулся вокруг своей оси и уставился на парочку, явно представлявшую собой репортера и фотографа какой-то из столичных газет. Как и жандармов, их привела в Гатчину история с ударившей молнией.

– Вряд ли мы попали в кадр, но все равно, – пробормотал ротмистр. – Павел Петрович, будьте так любезны, вежливо изымите у них фотографическую пластину.

Постольский не разделял страсти старшего коллеги к тотальной секретности, но, учитывая настроения в обществе, признавал, что в такой конфиденциальности имелись свои плюсы.

На вокзал жандармы отправились пешком по тропинкам Приоратского парка, мимо одноименного дворца. Прогулка меж цветущих весенних деревьев еще больше подняла настроение Постольскому, который и без того был увлечен первым самостоятельным расследованием. Почти самостоятельным. Не стоило забывать про Нораева.

Спустя двадцать минут неторопливой ходьбы они достигли вокзала – вытянутого павильона казенного желтого цвета с красивыми арочными окнами и дверями. Здание делилось на две половины – одна вмещала в себя кассовый зал и вестибюли для пассажиров различных классов, вторая была закрытой и предназначалась только для нужд императорской фамилии.

На станции быстро обнаружился унтер-офицер Жандармского полицейского управления железных дорог, коряво сокращаемого до ЖПУЖД [15] , номинальный коллега Павла, так как, несмотря на перевод в распоряжение полковника, он все еще числился по железнодорожному управлению.