Шрифт:
Продолжай приносить пользу, Келтро Базальт.
Скорость, с которой представители культа прибыли на Просторы, вызывала подозрения. Они либо сильно распространились, либо бежали по тоннелям, словно крысы. Я был вынужден признать, что своими действиями они меня заинтриговали.
Десяток солдат Омшина в покрытых медью и серебром доспехах растянулись цепью и медленно полезли на дюну, а остальные плотным кольцом окружили «Возмездие». Я спрятался за их щитами и стал смотреть поверх голов.
Не знаю, как долго я смотрел, но по небу так и не полетели стрелы, а по дюнам не покатились трупы. Это был один из тех моментов, застывших, словно ястреб, который приготовился спикировать на добычу. Однако ничего не произошло. Солдаты присели и начали выглядывать из-за края дюны.
Ветер донес до меня чей-то шепот. Омшин повернулся и кивнул вдове, подтверждая слова часового. Она пробормотала какую-то непристойность. Древком копья Омшин нацарапал на склоне дюны символ – кажется, «двадцать», а может, «тридцать». Чем больше число, тем сильнее его аркийский символ сбивал меня с толку.
Затем последовало грубо начертанное слово «культ», и Хорикс приняла решение.
– Не подпускайте их к «Возмездию»! – крикнула вдова из впадины, которую она присвоила себе. – Убивайте всех, кого увидите. Не щадить ни теней, ни живых простофиль, которые к ним примкнули!
Раздался раскат грома; я вздрогнул от неожиданности и только потом понял, что это солдаты одновременно ударили латными рукавицами или копьями по щитам.
– А вы, тени, за работу!
– Так точно, тал! – без особого рвения отозвались мертвецы.
Но даже при этом они застучали молотками и стали копать с новым пылом.
Я снова повернулся к дюне и стал смотреть, как солдаты закапываются в песок. Слуги бегом несли им арбалеты и длинные луки. Вскоре вершина дюны ощетинилась стрелами, ждавшими, когда их положат на тетиву.
И после этого на несколько часов все стихло. Поначалу я был напряжен – как и любой человек накануне боя – но под конец я сел в тени конверта и принялся пересыпать песчинки с одной ладони на другую.
Когда я воткнул палец в горячий песок, раздалось шипение; оно напомнило мне о том, что скоро придется сменить место. Сейчас я действовал, словно саблезубая кошка – одна из тех, что лежат у очагов повелителей Красса. Эти твари с кисточками на ушах всегда устраивались на самом теплом и удобном месте. Но я выбрал не тепло, а прохладу – место, где дул ветерок, а тень не давала песку слишком разогреться. За пределами тени можно было жарить яичницу с ветчиной прямо на песке.
Солдаты пытались укрыться от солнца, но им нужно было держать строй, поэтому они запекались внутри своих доспехов. Они поднимали щиты, словно зонтики, они копали ямы в песке, но все равно падали в обморок, и их приходилось менять на тех, кто сидел в корабле. Аркийцы любили жару не больше, чем я – скакать с голой задницей по обледеневшим степям Красса.
Не знаю, чего им удалось добиться, стуча молотками и прочими инструментами, но вдову результаты не радовали. За прошедшие часы ее злость лишь усилилась. Я понятия не имел, насколько они приблизились к тому, чтобы отремонтировать «Возмездие», но летучий зверь все еще не стоял прямо, а его упряжь не натянулась, уходя в небо, и поэтому Хорикс продолжала ходить взад-вперед, визгливо выкрикивая приказы. Я подумал о том, что ремонт, возможно, закончится не раньше, чем к утру, и что Культ Сеша ждет именно наступления темноты.
Было ясно, что его люди где-то рядом. Омшин и его поселившиеся в дюнах часовые замечали их в течение всего дня – иногда они уходили далеко на восток и на запад, словно собираясь окружить нас, а иногда сколачивали какие-то конструкции в полуразрушенных хижинах. Их число увеличилось. Капитан не знал, откуда они берутся, но их ручеек продолжал течь на окраины города. Новые люди прибывали настолько часто, что капитан забеспокоился.
Несмотря на все очарование Культа Сеша и его благотворительную деятельность, никто не любит, когда его окружают. Когда жара немного спала, а солнце скользнуло на запад, я обнаружил, что расхаживаю вдоль выстроившихся солдат и смотрю, не появится ли среди этого проклятого марева красное или голубое пятно. Я не очень любил жару. Если сам воздух не хочет прикасаться к песку, то почему меня заставляют это делать? Я жалел всех, кому сейчас нужно идти по этой сраной пустыне.
ВЕЧЕР ВЫМЫЛ ВСЕ цвета из неба, но сторонники Культа Сеша так и не подняли голову. Я перестал бесцельно бродить и принялся вглядываться в пустыню, которая постепенно становилась все более серой. Солнце исчезло за далекими, зазубренными краями пустыни и Просторов. Выбрав свободную минуту, я поднял взгляд – посмотреть на то, как небеса из красных становятся черными.
Тишина стала бесконечной; только зажженные факелы, потрескивая, вели разговор между собой. Призраки забрались в огромный воздушный шар, чтобы пришивать заплаты изнутри. Иголки и клей издавали мало шума, но я бы предпочел стук молотков. Каждый звук пустыни был резким и странным; он пугал меня, хотя у меня наверняка было меньше тревог, чем у тех, кто меня окружал.
Хорикс укрылась в носовой части корабля и, уютно устроившись среди рычагов управления, мрачно поглядывала на всех через дверной проем. Под капюшоном сверкали ее глаза, и каждый раз, когда я проходил мимо, я видел, как они следят за мной, словно вдова – фигура на заколдованном портрете.
Когда ночь одолела закат, Омшин приказал зажечь еще факелы и расставил солдат широким кольцом в низине между дюнами. К ним до сих пор никто не подошел. Я присел на корточки, ощущая свою ненужность; с каждой минутой, которая тянулась бесконечно, мое беспокойство усиливалось. Культ Сеша умел заставить себя ждать.