Они долго пили чай и разговаривали о тайге. А вечером Надана Николаевна, заметно утомившись, сказала:

– Спасибо, что пришла, Сашенька. Приходи завтра ещё, если сможешь. Тоня целыми днями на работе. Мне одиноко. И хоть здоровье у меня уже не то, но поговорить я люблю. Скучно не будет.

Саша радостно кивнула и пообещала прийти.

– Только камеры свои не бери. И одна приходи, – услышала она вслед.

Ну что за женщина!

Так и повелось. По вечерам Саша ходила к Надане Николаевне, слушала её истории, рассказывала свои, а днём занималась сбором информации, брала комментарии, записывала и расшифровывала интервью, стараясь как можно реже попадаться Мише на глаза. Но на душе было тяжело, словно она снова свернула не на ту тропинку и потерялась в лесу.

16 июля 2015 года. Ванавара

День выдался дождливым, молочно-серым, туманным. Прячась от липкой влаги, Надана Николаевна накинула на плечи шерстяной платок и села как обычно в профиль к окну. Саша – напротив. В комнате было по-особенному уютно. Тихо стучали по крыше капли, пахло мокрой землёй. Казалось, посёлок растворился в акварельной размытости и перестал существовать. Остались только они вдвоём на целом свете.

– Я любила лишь однажды, – словно желая воспользоваться интимностью момента, начала старушка. – Человека, который спас меня от гибели, но никогда не мог быть моим. Он подарил мне крышу над головой, профессию, даже фамилию. Я стала частью его семьи. Помогала родиться его детям. Но лишь один раз прикоснулась к нему.

Николай Зимин, врач-хирург из Красноярска, в семье которого я прожила тринадцать лет, когда приехала из Ванавары, был совсем ещё молодым мужчиной по нынешним меркам. Но на нём была большая семья: жена, дети, престарелая мать. Он работал по четырнадцать часов в сутки, но как будто никогда не уставал. Высокий, сильный, неутомимый. Глаза у него были круглые, как озёра, и голубые, как весеннее небо, а душа по-детски чистая, даже наивная. Никого добрее я не знала. Настасью, жену свою глупую, никогда не обижал. И меня жалел.

В том доме моё время было расписано по минутам. Утро начиналось рано, я готовила завтрак, но никогда не ела с ними. Только успевала проводить его взглядом, задержавшись на миг у окна или выскочив на крыльцо, будто бы по делу. И начинала ждать вечера. Часы разлетались в стороны как перепуганные воробьи. Глядишь, уже темно на дворе. Стоило услышать, как он оббивает валенки от снега на пороге, сердце замирало. Иногда я, набравшись наглости, успевала вперёд Настасьи. Подбегу, подхвачу пальто. И дышу, дышу жадно – ничего слаще духа его пота, смешанного с ароматом влажной шерстяной ткани, не нюхала, – но только чтобы он не заметил.

Странная была жизнь. Помня, что тогда со мной было, – вроде чернее ночи. Но скажи мне назвать самые счастливые годы – не задумываясь отвечу: те, рядом с ним.

Тринадцать лет пролетели как порыв ветра. До сих пор диву даюсь: как смогла прожить столько в чужой семье? Но, видно, судьба такая. Николай Иванович помог мне поступить в медицинский техникум и отучиться на акушерку. Я потом с ним в одной больнице проработала до самой войны…

В июле сорок первого он собрался на фронт, хотя и здесь, в городе, было кого лечить и спасать. Настасья гордилась, что муж в первых рядах пойдёт родину защищать. Чуть ли не пир горой закатила. Дура. Я тогда уже знала, что он не вернётся. Не ведаю, откуда, но у меня такое часто случалось. Знаю и всё. И так мне тяжко было, что я еле ноги от земли отрывала.

Той последней ночью мне не спалось. Кручусь с боку на бок, а сон не идёт. Голова полна кошмаров. Слышу – половицы скрипнули. Он встал. Вышел из комнаты на лестницу и во двор. Я за ним. Даже подумать ни о чём не успела. Крадусь как преступница, а саму колотит.

Он стоял один, в темноте. Смотрел на небо. Полумесяц мягко освещал его могучий силуэт, будто выструганный из дерева умелой рукой мастера. Я замерла на углу дома, не в силах пошевелиться, едва дыша, чтобы он не заметил моего присутствия. Жадно шарила глазами по его телу и молилась о том, чтобы на всю жизнь запомнить этот момент.

– Надана, – вдруг сказал он. – Я никогда не спрашивал, что означает твоё имя?

– Седьмая. Священное число, – еле слышно ответила я.

– И что, принесло оно тебе счастье?

– Не принесло. Я потеряла всех, кого любила, и всё, что у меня было. Даже саму себя.

– Но взамен тебе кое-что дано. Умелые руки. Холодная голова. Уж поверь, я многих повидал. Ты ведь и мою жену с дочкой спасла во время родов. Я никогда этого не забуду.

Он прощался со мной. И тогда я выпалила:

– Я пойду за вами. На войну.

Резко обернулся и подошёл ко мне.

– Не вздумай! Кто останется с Настей и детьми? А если я не вернусь? Ты должна позаботиться о них. Они и твоя семья тоже. А кто будет работать в госпитале? Ты акушерка, Надана. Твоя обязанность – встречать жизнь, а не провожать на смерть. Ты нужна здесь, а не там. Обещаешь остаться?

Я заскрежетала зубами, не зная, что возразить. Он был прав, но могла ли я согласиться с этой правдой? Через силу кивнув, обняла себя обеими руками, вдруг почувствовав, как тело сотрясает мелкая дрожь.