– Ступай уже. Увидит кто, – бросил он, не отрывая от меня взгляда.

Но вместо того, чтобы вернуться в дом, я шагнула к нему, обвила руки вокруг его талии и прижалась всем телом. Кровь забурлила, а мозг приказывал бежать без оглядки. Я не могла поверить, что сама прикоснулась к мужчине. Но он был не просто мужчиной. Он был моим богом.

Тогда, в первый и последний раз, бог не отверг меня. Он медленно положил мне на спину свои огромные ручищи, буквально вдавив в себя. Меня поглотила бездна. Я летала куда-то навстречу небу, звёздам, луне. Куда-то, где есть счастье и справедливость.

Не знаю, сколько длилось это мгновение, но когда мне стало холодно, я услышала его грустный голос:

– Прощай, Надана.

И он ушёл. А рано утром оставил свой дом, семью и меня, чтобы уже никогда не вернуться. Он погиб осенью сорок первого года, в самом начале войны.

Надана Николаевна замолчала, повернула голову к окну и посмотрела в небо, будто увидела там знакомый образ. Потом взяла чашку остывшего чая, сделала маленький глоток и сказала:

– Знаешь, о чём я подумаю перед смертью? О том, что смогла в ту ночь сделать шаг и обнять единственного человека, которого любила. Ради одного этого момента стоило прожить эту слишком долгую и слишком одинокую жизнь.

Дождь прекратился, и вокруг разлилась такая тишина, что страшно было пошевелиться или вдохнуть.

– Вы расскажете мне ещё? Ещё что-нибудь о себе? – прошептала Саша, но старушка услышала её или прочитала по губам.

– Но разве вы не собираетесь возвращаться домой?

– Нет. – Саша заёрзала в кресле. – Можно я приду завтра? Сейчас я должна сделать кое-что важное.

– Приходи. – Надана лукаво улыбнулась.

– Спасибо. Спасибо вам огромное! – бросила Саша уже на пороге и выскочила из дома. Ей нужно было как можно скорее вернуться в гостиницу.

***

Перед дверью в Мишин номер она резко затормозила. Попыталась успокоить дыхание, но с сердцем, которое бешено колотилось в груди, договориться не получилось. Если она не сделает этого сейчас, то не сделает уже никогда. Саша постучала и дёрнула ручку, не дожидаясь ответа. Заперто.

Где же он?

Мысль о том, что Миша бросил её и улетел домой, на секунду парализовала мозг страхом. Она дёрнула за ручку сильнее. Потом ударила в дверь кулаком.

«Спокойно. Он просто вышел в магазин или прогуляться. А я воображаю невесть что. Совсем нервы ни к чёрту», – уговаривала себя Саша, одновременно набирая в телефоне номер Миши.

Гудок. Второй. Третий. Он не ответил.

Она позвонила снова. И снова. Без толку. Стараясь не поддаваться отчаянию, спустилась на ресепшн. Администратор сообщила, что Миша вышел из гостиницы около часа назад. Без вещей. Куда он направился, она не знала.

Саша выскочила на улицу, в надежде увидеть знакомый силуэт, оглядела пустынные улицы и направилась в сторону реки. Адреналин схлынул. Накатила тоска и опустошение. Захотелось оказаться в одиночестве и прорыдаться, глядя на бегущую воду. Будний день, есть надежда, что на берегу пусто. Но ноги понесли её дальше, а когда она вышла на крутой яр, увидела Мишу. На том же месте, где они любовались рекой, только приехав в Ванавару.

Сердце сжалось.

Он сидел на траве, положив локти на согнутые колени, и смотрел в сине-зелёную даль. Неподвижный, погружённый в горестную решимость и застывший в ней, как жук в смоле.

Саша испугалась, что слишком поздно. Подошла, опустилась на траву рядом, приняла такую же позу и сказала:

– Я люблю тебя. И всегда любила. Ты же знаешь это?

Глава 18. Исповедь Наданы

17 июля 2015 года. Ванавара

Всё, что она помнила об их первой ночи на Укоке, оказалось карикатурой, подделкой, блёклым отблеском. Тогда она была пьяна, неопытна и не уверена в себе. Размытые образы, отголоски чувств, окрашенные стыдом, походили на дурной сон. В этот раз всё вышло иначе.

Они не спешили, не закрывали глаза, не разговаривали. Узнавали друг друга заново, без стеснения и сомнений, с доверием и благодарностью, на которую способны только измученные одиночеством души.

Саше казалось, что она наконец стала единым целым и нашла ответы на все вопросы. Ей больше ничего не хотелось, только вот так лежать рядом с ним, чувствуя кожей кожу, слушая своё и его дыхание, веря, что обретённое никогда уже не утратится. Вот тот самый миг, о котором говорила Надана. Глупая, глупая Александра, ты могла быть счастлива уже давно!

– Что изменилось? – Голос Миши в предутреннем полумраке прозвучал мягко и глухо.

Саша отстранилась и посмотрела на его профиль, темнеющий на фоне окна: растрёпанные кудри, тонкий длинный нос, впалые щёки, гладкий подбородок, шею, вздымающуюся грудь. Только сейчас она признала, каким красивым он ей всегда казался.

– Всё изменилось. Я поняла это, когда ты пропал. Поняла, что если никогда больше не увижу тебя, то и жить не за чем. Поняла, что была дурой и лелеяла детские обиды. Ты знал, что я жутко ревновала тебя к Женьке Смирновой?