Шрифт:
Голые ноги, запах грязного тела, резкая боль, довольное сопение.
Я поняла, что могу или замереть, или сдохнуть.
Первым был Меркулов. Потом его подельник. Я не почувствовала разницы. Это длилось бесконечно долго. Или мне только показалось. Когда они, довольно кряхтя, уползли к костру спать, чтобы наутро ничего не вспомнить, я осталась лежать на остывшей земле и чувствовала, как из меня вытекает кровь, как она питает корни лиственниц, траву, грибницу.
На следующий день мы пошли дальше, но я сменила маршрут. Раз они хотят получить метеорит, они его получат. Неподалёку в болоте лежал чёрный камень. Лежал так давно, что никто не знал, как и когда он там появился. Он не упал с неба, но это был мой секрет. Я решила обмануть люче, сказать, что это и есть их метеорит.
Увидев камень, они побросали рюкзаки и с радостными пьяными криками побежали напролом. Болото там выглядело безобидным. Трава да кочки. Только русские не знали, что в этом месте живёт гигантский зыбун и добраться до камня можно лишь по неприметной тропке сбоку.
Оба успели преодолеть больше половины пути, прежде чем поняли, что их засасывает. Сначала они дёргались и крутились, потом ругались так, что птицы покинули свои гнёзда. Потом начали умолять…
Я села на краю болота и смотрела, как они медленно погружаются в чёрную вязкую жижу. Ни страха, ни жалости не было в моём сердце.
Когда последние крики затихли, и тайга продолжила жить своей жизнью, я встала, чтобы вернуться домой. И тут услышала хлюпанье. Из мари кто-то вылез. Затылком я почувствовала шевеление огромного нечеловеческого тела. Смрадное дыхание, частое, горячее, опалило спину. И я побежала.
Я бежала так, как никогда не бегала в жизни. Несмотря на бешеный ток крови, тело превратилось в ледышку, как будто тоже умерло там, на болоте. Я бежала до самой ночи, пока перед глазами совсем не потемнело, а ноги отказались слушаться. А когда упала лицом в траву, поняла: мне не убежать от зверя.
Надана Николаевна закрыла глаза.
Оглушённая и обездвиженная Саша пришла в себя, только когда услышала взволнованный голос Антонины Михайловны из сеней:
– Это я. Не помешаю? Что ж вы сидите в темноте? Да без чаю? Ох, ну разве можно вас одних оставить? Что стар, что млад… Всё в порядке? Надана Николаевна? Может, давление померим?
Саша встала так резко, что кровь отлила от лица, а перед глазами поплыла бесцветная пустота. Схватившись рукой за стену, она сделала глубокий вдох.
– Да что ж такое? Ну-ка быстро ложись на диван, – скомандовала Антонина Михайловна, и Саша подчинилась.
– Тонечка, милая, ничего страшного, – ласково произнесла Надана Николаевна. – Просто мы долго разговаривали, и у Сашеньки упал сахар в крови. Напои нас крепким горячим чаем с конфетами.
– Какие конфеты? Я сейчас картошки на сале пожарю, всё сытнее будет. А вы побудьте тут. Я мигом. Телевизор включить?
На тумбочке горела жёлтая лампочка под абажуром. За окном начинался душистый летний вечер. С реки в комнату залетел свежий ветерок. Часы на стене тикали уютно и размеренно.
Секунды. Минуты. Часы. Время по-прежнему шло вперёд, но Саше казалось, что она приоткрыла дверь в другую реальность. И следующий шаг перевернёт её жизнь раз и навсегда.
***
Завтра рано утром Саша, как велела Надана Николаевна, пришла снова. За те несколько часов, что они не виделись, ничего не изменилось. Та же комната. Та же худая старушка с круглым лицом в кресле у окна. Только вот Саша стала совсем другой.
Не говоря ни слова, она молча заняла своё место на диване и приготовилась слушать.
– Когда я вышла из леса в Ванавару, узнала, что дед Юргин умер, – тихо и размеренно продолжила Надана Николаевна с того же места, где остановилась накануне. – А значит, и мне тут делать нечего. На перекладных добралась до Красноярска. Долгий был путь. Чуть не умерла. Идти мне там было некуда, я знать не знала, как выглядит город, как там люди живут. Но не на Луну попала. Доктор Николай Зимин, я рассказывала тебе про него, вылечил и приютил меня в своём доме, и стала я у его жены Настасьи под началом работать. По хозяйству помогать.
Меня никто не обижал. Я даже учиться пошла. В школу, представляешь, как мечтала. Только вот в тягости я оказалась. От насильников. До последнего скрывала. Живота почти не видно было. Я тряпками да шалями обматывалась, зима ж была, и до восьмого месяца доходила. А потом…
Время другое тогда было. Не то что сейчас. Голод, холод, нищета. Напала на меня шпана какая-то, отпинала да бросила в подворотне в лёд вмерзать. Кто-то спас, до больницы дотащил. Там и родила.
– Когда это было? – выдохнула Саша.