Мы не знали на кого он работал и имеет ли этот кто-то отношение к заговорщикам.

А времени выяснять всё это не было. Приоритеты были другими.

— София, ты уезжаешь. Прямо сейчас, — сказал я, когда всё затихло.

Она взглянула на меня своими большими зелёными глазами.

— Ты так не хочешь видеть меня здесь? — напряжённо спросила она.

— Да, я не хочу видеть тебя в охваченном боями городе.

Она отвернулась. Непчич, всё ещё злой как собака, посмотрел на меня и едва заметно, но одобрительно кивнул. Он понимал.

— Осталось решить вопрос с сопровождением, — сказал я. — Георгий, ты сильнейший из тех, кто у нас есть.

Тот аж заулыбался, словно довольный котяра, объевшийся сметаны.

— Хочешь нагадить Кнежевичу? — спросил я, хотя этот вопрос был риторическим. — Поможешь княжне выехать из города?

— Хочу, конечно, — широко улыбнулся он. — И даже ничего с тебя за это не возьму. В конце концов, ты тоже спас мою жизнь сегодня.

Я взглянул на свою левую руку, с помощью которой смог призвать Георгия во второй раз.

— Ты говорил, что этот дар одноразовый.

— Верно, он и был одноразовым. Пока я так хотел. То, сколько раз ты сможешь призвать меня, зависит только от того, сколько раз я отзовусь на этот призыв.

— Ты заранее дал мне полноценный Дар призыва, — сказал я, на что он только ещё шире растянул улыбку. Я поднялся и провёл взглядом по каждому, задержавшись на Софии. — Я отправляюсь в посольство. Как только мы уладим наши дела в городе, я свяжусь с Вами. Но до тех пор любое общение будет под строжайшим запретом, ради Вашей безопасности. Даже разговоры по любой связи будут невозможны. Потому что почти любой сигнал, в теории, можно обсудить. Нужно попрощаться.

— Не думаю, что в этом есть нужда, — процедила София и, вскочив с места, бросилась прочь из зала.

Надулась, что ли? Впрочем, это её право. Сейчас у нас не было роскоши выяснять отношения и жертвовать делом ради эмоционального комфорта. Были дела, которые не терпят промедления.

Мы с Непчичем оговорили ещё ряд вопросов. В первую очередь — то, как мы с Софией объединимся после моей встречи с Серебряковым. Я туманно объяснил, что тот поможет мне найти отца Софии.

Подробности об идее призрака Моранова выйти на князя через кровь Софии, я опустил. Благо, Непчич не стал настаивать и допытываться до сути вещей. Просто согласно отмахнулся. У него были дела поважнее ритуалов, в которых он всё равно почти ничего не понимал.

Потом я вместе с группой бойцов Непчича отправился в российское посольство. Оно было в опасной близости от администрации, так что обычными путями туда было не попасть без столкновения с наёмниками.

Но я прекрасно помнил, что туда есть и тайный заезд. Именно им мы собирались воспользоваться. Для этого мы взяли автомобиль, замаскированный под коммунальные службы. Его заранее изъяли бойцы гарнизона, как раз для таких вот вылазок.

А параллельно я следил за временем. Потому что план по перевороту в тылах врага должен был прийти в исполнение уже десять минут как.

И этот план, вероятно, решит всё.

— Начинаем? — нервно спросил офицер, глядя на помощника графа Кнежевича — Златана.

— Чуть позже, — невозмутимо произнёс тот. — От Непчича не поступило главного — сигнала о том, что французы втянуты в бой. Пока они не пойдут на штурм дворца, мы будем ждать.

— А время?

— Время послушно интересам. Иначе никак.

— Оно играет против нас. Если командир «Галлии» заглянет к графу…

— То он увидит глубоко больного человека, поражённого неизвестной магической техникой. Граф получил лёгкое проклятье. Французы этой поймут. Поверят ли? Это уже зависит от них. Мы сделали всё, что могли. А значит, либо добьёмся своей цели, либо сложим головы за наш клан. Оба варианта достойны.

— Вот как ты выносил характер графа.

— М?

— С твоей философией даже умирать легче.

— Только если знаешь, за что. Если видишь смысл даже в поражении.

— А ты его видишь? Только честно.

— Я хочу его видеть. Надеюсь, что он есть. Иначе, в нашем положении можно сдаться.

В дверь постучались. Охрана впустила.

Вошёл Всеслав — вечно невозмутимый человек Франкопана, приставленный к Кнежевичу чтобы следить за ним и поддерживать связь между ним и своим господином. После того, как Кнежевич был выведен из игры, он стал дьявольски подозрительным. Интуиция у него была неплоха. Но отсутствие доказательств в пользу переворота внутри клана Кнежевичей не давало ему обвинить ни Златана, ни офицеров Кнежевича.

Следом за ним — двое наёмников из «Галлии». Они ходили за ним по пятам. Ни Франкопан, ни командир «Галлии» — Мишель — не доверяли Кнежевичам. Вполне справедливо.

Возможно, если бы они уже не начали операцию в Загребе, то сначала попытались бы ликвидировать офицеров Кнежевича и обезоружить большую часть его гвардии. Чисто для надёжности.

— Графу лучше? — задал вопрос Всеслав.

— К сожалению, пока его состояние не изменилось в лучшую сторону, — нисколько не смутился Златан.